ищет свою кружку на столе. Но его оружие намекает, что он не совсем слепой. Лук — это оружие не для незрячих, а значит, уместно предположить другое. Дальнозоркость, причём не та, когда просто плохое зрение, а другая форма, когда вдаль хорошо видят, а вблизи мало что различают.
Лорин между делом хвастался, что стреляет из всего, что стреляет, плюс метает кинжалы. Судя по тому, что мой дегенерат, услышав похвальбу Лорина, не стал ставить его на место, так и есть на самом деле.
Гевур — молчун. Рост по здешним меркам высокий — около ста шестидесяти, если не больше. Впрочем, он худой как спичка. Ладони широкие, пальцы длинные. На лице — глуповатая усмешка, но то, что он сам глуп, я бы не стал утверждать. Из защиты даже не бахтерец, а кольчуга, да и та коротка верзиле. Она ему едва ли до середины бедра достаёт. Наручи есть, но поножей нет. Шлем — какое-то конское ведро с дырками для дыхания. Оружие — ещё больший аут: тарч[78] с лезвиями и клёвец[79].
Спокойствие Гевура выжидательное, в отличие от Варуна, спокойного до флегматичности. Гевур своей глуповатой ухмылкой притворяется овечкой, а на деле он самый опасный в этой компании после бродяги. Знал я подобных людей. Про таких говорят: в тихом омуте черти водятся. К тому же мой дегенерат, во избежание возможных эксцессов, отрекомендовал мне Гевура первым и уверенными словами: «Наш человек!» Это показатель сложности натуры высокого.
Я не знаю, чем занимался раньше этот человек, но то, что он не воин, это понятно. Понятно и другое — он по складу характера похож на одного моего знакомого вора в прошлой, земной жизни…
В дальнейшем рассказ бродяги касался жизни каждого сидящего за столом.
* * *
Распорядок тысячи банален — проснёшься, когда проснёшься. Хватает маркитанток и прочих солдатских шлюх, торговцев, которые как мухи слетаются на возможную поживу. Так в череде пьянок и прочих радостей пролетел незаметно месяц, потом ещё один.
Ополчение жило от зарплаты до зарплаты, спуская деньги в первую же неделю. В остальное время с хмурыми лицами шастали по лагерю и искали, что бы украсть, сдать маркитанту и потом это пропить.
Неудачников, пойманных на воровстве, почти сразу вешали, но от этого воровства стало ещё больше. Солдаты научились сами решать вопросы, без старших. Пойман — должен, или сдадим старшим, а там и до верёвки недалеко. Сейчас до твоего десятника посыльного отправим, выкупят тебя товарищи — хорошо, ну а нет, то можно и по-другому.
Некоторые поступали ещё проще и шли к чужим десятникам с предложением поделиться добычей, которую они сопрут у соседей, если те их отвлекут, а потом будут валить всё на пришлых, что рядом крутились.
Поди найди среди десяти тысяч одну рожу! То ещё занятие. Ну, найдёшь, а что дальше? Предъявить нечего, только и сможешь, что в отместку обокрасть его десяток, не более того…
* * *
Тысяча прорыва и наёмники, судя по всему, ещё и спать не ложились. Антеро держался руками за разваливающуюся от похмелья голову.
— Строиться! — трубой отозвался в ушах чей-то противный голос.
«Вот твари! Опять учения!» — мелькнуло в голове у десятника.
На построении выяснилось, что это не учения. Война.
— Война! — радостно вопили придурки. — Король обещал неделю на разграбление!
«Дураки, кто же даст неделю. Максимум день, да и то тут и без короля обойдутся. Война всё спишет», — размышлял Антеро.
Пока же выяснилось только одно: надо идти вперёд.
— Впереди — добыча и сладкие женщины. Позади — позор! — вопил тысячник.
«Ну молодец! Лучше бы и я не сказал…» — думал Антеро.
Построение, марш по слякоти. Тем, кто идёт по самой дороге, ещё относительно повезло, а вот боковым дозорам приходится бежать по полям, по рыхлой зимней каше. Походный марш. Барабаны. Дудки у мальчишек. Ничего так, под ритм барабанов и писк дудок шагать по дороге, усталость словно и отпускает.
На второй день марша было первое препятствие. Редко какой придурок полезет на превосходящие силы противника, но дуракам закон не писан.
* * *
Конная сотня налетела неожиданно. Из-за пригорка прискакали, подавили копытами авангард, кого-то взяли на копье, а дальше увязли. Им бы отступить и повторить свой резвый наскок, но поля были рыхлые — кони вязли в грязи.
Наёмники не спешили разбегаться, в отличие от пехоты из крестьян, которые при таких вводных уже сверкали бы пятками. Понятно, что наёмная пехота со стороны выглядит неказисто, но ведь и понимать надо, что вперёд кого попало не пустят…
При бойне конницы Антеро и его десяток не участвовали. Сотня удобно маршировала по дороге во фронт нападавшим. Много ли надо ума, чтобы сотней на марше вдарить в бок по супостату?
Конница завязла и не успела отступить. Многих не сняли, но где-то половина конников осталась на поле. Остальные врассыпную скакали по полю.
«Дураки! Барона положили! — думал Антеро, смотря, как топчут ноги чужое знамя. — Да кому вы нужны после этого. Если не смогли дурака удержать от атаки, то хотя бы сберегли его…»
* * *
Атака безымянного барона только развязала руки армии. Формально нападение на войска короля случилось на земле Скаген. Ну как формально? Уже семь вёрст как не на территории королевства, но в истории будет зафиксировано «необоснованное нападение молодого барона на случайно проходящую вблизи границы тысячу».
По этой же истории аристократ вырезал человек так восемьсот ополчения, а на деле — только около полторы сотни наёмников. Первая атака конницы — это всегда невозвратные потери…
После первой лёгкой победы боевой дух армии был на высоте. Бытовало мнение: «А что нам эти рыцари! Наша сотня их сотню покрошила!» Те, кто распространял эти слухи, старательно не упоминали, что сотню конницы валили больше тысячи человек, ввязавшихся в бой прямо с марша. Остальным, тем, кто этого не видел, именно этот вариант и преподносился…
Антеро не раскисал и объяснил десятку, что было бы, если бы не вязкая земля. В итоге один новобранец пытался сбежать ночью. Вот дурак!
«Перестращал я десяток», — думал Антеро, глядя на повешенного в назидание остальным рядом с дорогой.
* * *
Армией Скагена руководит не иначе как придурок. Это мнение было у большинства понимающих людей. Армия не стала штурмовать замок идиота, что вывел конницу в поле. Наскоки сотни конников — это ещё тот весомый стимул, чтобы не оставлять за спиной чьё-то укреплённое жилище. Армия рвалась вперёд.
С другой стороны, и высшее начальство
