будет стоять наш дом, — сказал он.
— Зачем ты хочешь построить его прямо посреди улицы? — спросил Джек Маллон. — Поставь его лучше в один ряд с хижинами новозеландцев.
— Эмаи позволил нам выбрать любое место для постройки дома, — возразил Рутерфорд. — А я считаю это место самым удобным. Если дом стоит на краю улицы как все дома, из него видно только то, что делается напротив. Если же дом стоит посреди улицы, из него видно все, что делается по всей улице из конца в конец. А так как в этой деревне только одна улица, мы будем из нашего дома видеть все, что делается во всей деревне.
Дом-крепость нельзя делать из тростника. Его надо строить из камней или из толстых бревен, чтобы не только копья, но даже пули не могли пробить стену насквозь. Так как у пленников не было никаких инструментов для обтесывания камней, им пришлось остановить свой выбор на бревнах. Где же достать эти бревна? В лес пойти они не могли, потому что за частокол их не выпускали. Да и как тащить тяжелые бревна из леса, не имея ни лошадей, ни телег?
Но Рутерфорд нашел выход. В деревне уцелела рощица из пятнадцати высоких толстых сосен. Они росли возле самого частокола. Через минуту по их стволам застучали топоры пленников.
Половина деревни сбежалась смотреть, как работают белые. Новозеландцы никогда не предполагали, что железным топором можно так быстро свалить сосну. Таща топоры с «Агнессы», они собирались употреблять их как оружие, а не как рабочие инструменты. Новозеландцы, когда им нужно было срубить дерево, прожигали его основание с помощью костра и затем валили на землю руками. На одну сосну уходило несколько часов. Узнав об этом способе, Рутерфорд подивился, сколько времени нужно было новозеландцам, чтобы обнести всю деревню частоколом. Он понял, что частокол создан трудами нескольких поколений.
Рутерфорд работал с наслаждением. Его могучие мускулы радостно напрягались. Ведь он ничего не делал целых полгода, а это тяжело для здорового, с самых ранних лет привыкшего к труду человека. Щепки с такой силой летели во все стороны, что зрители невольно держались на некотором расстоянии. Свалив дерево, Рутерфорд переводил дух и стирал ладонью пот со лба. Тогда Джек Маллон садился верхом на поваленный ствол и отрубал сучья.
Повалив три сосны и очистив их от сучьев, они принялись разрубать их на части равной длины. Это заняло довольно много времени, и Рутерфорд пожалел, что у них нет пилы. Из каждой сосны получилось по три-четыре небольших, но толстых бревна. Джек Маллон освободил их от коры, а Рутерфорд сделал возле концов выемки. Эти выемки он расположил таким образом, чтобы бревна можно было сложить в сруб.
Теперь заготовленные бревна нужно был доставить на место постройки. Зрители поразились, когда Рутерфорд, без всякой посторонней помощи, взвалил бревно себе на плечо и понес, раскрасневшись от натуги. Кто мог подозревать, что в этом высоком белом человеке заключена такая исполинская сила! С тех пор новозеландцы, встречая Рутерфорда, глядели на него восхищенно и даже боязливо.
Постройка дома-крепости продолжалась около двух недель. Эмаи позволил им пока ночевать в его хижине. Они приходили поздно вечером, утомленные работой, и сейчас же ложились спать. Эмаи встречал их ласково и дружелюбно. Он, видимо, очень дорожил и гордился ими. Боялись они только его матери. Она невзлюбила их обоих, но особенно возненавидела Джека Маллона. Когда он входил в хижину, она злобно шипела. Стоило Эмаи отвернуться, как она швыряла в лицо несчастному Джеку клок сена. Иногда ночью он просыпался от неожиданной боли в боку. Это старуха, пользуясь темнотой, ударяла его своей клюкой.
— Боюсь я этой ведьмы, — признавался Джек Маллон своему другу. — Она хочет меня съесть как ту женщину. Скорей бы перебраться в свой дом.
Стены сруба между тем мало-помалу росли. Спереди Рутерфорд оставил отверстие для двери — для настоящей двери, в которую можно будет входить не сгибаясь.
— А где мы прорубим окно? — спросил Джек Маллон.
— Окошка мы прорубать не будем, — ответил Рутерфорд. — В крепости окошки не нужны. Зачем они? Только для того, чтобы до нас легче было добраться? Нет, в крепости должны быть не окошки, а бойницы. Смотри, я уже устроил несколько бойниц. Сквозь них можно отлично отстреливаться.
И он показал Джеку Маллону несколько дырочек, проверченных в стенах на разной высоте от земли.
— Отстреливаться? — удивился Джек. — Как же мы будем отстреливаться, если у нас нет огнестрельного оружия?
Рутерфорд прижал палец к губам и обернулся. Но они находились внутри сруба, перед дверью никого не было и никто их видеть не мог. Тогда Рутерфорд нагнулся, отодвинул в сторону тяжелый деревянный обрубок, разрыл под ним землю и вынул из ямки пистолет;
— Где ты достал его? — спросил изумленный Джек Маллон.
— У Эмаи в хижине под сеном спрятаны все пистолеты нашего боцмана, — ответил Рутерфорд. — Их там семь или восемь штук. Вчера ночью я озяб, зарылся поглубже в сено и нашел их.
— Отчего же ты взял только один?
— Я боялся, что Эмаи заметит пропажу. Он тогда, конечно, сразу заподозрил бы нас, потому что из посторонних только мы одни бываем в его хижине. Впрочем, не то худо, что у нас всего один пистолет, а то худо, что в этом пистолете всего один заряд. Но я не унываю. Если нам повезло раз, повезет и во второй. Со временем у нас будет много зарядов. Нужно только уметь ждать.
Рутерфорд положил пистолет назад в ямку, осторожно засыпал землей и закрыл сверху деревянным обрубком.
Постройка сруба требовала всё новых и новых бревен. Рутерфорд каждый день валил по сосне, и роща мало-помалу редела.
— Сруби вот эту, — сказал ему как-то раз Джек Маллон, подводя его к огромному дереву. — Это самая большая сосна в деревне. Из нее выйдет по крайней мере шесть бревен.
— Нет, эту сосну я оставлю, — возразил Рутерфорд. — Она пригодится нам для другой цели.
— Для какой? — спросил Джек Маллон.
Вместо ответа Рутерфорд обхватил ствол сосны руками и полез вверх. Ему, моряку, привыкшему лазить по мачтам, это было нетрудно. Он лез все выше и выше, пока не очутился на тонкой вершине, которую ветер раскачивал из стороны в сторону. Присев на гнущийся сук, он стал жадно вглядываться в неизмеримое пространство, открывавшееся перед ним.
Он видел две реки, соединяющиеся в трех милях от деревни, видел необозримый ковер лесов, видел вдали покрытые снегом горы, видел запутанную сеть оврагов и ущелий, перерезающих всю страну. Он упрямо всматривался в каждый холмик, в
