ему всё равно нравлюсь вопреки всему, что он обо мне знает.
— Звучит серьёзно.
— Это может быть серьёзным. Но я не знаю, могу ли я решиться на серьёзное. Что, если он узнает меня всю, а потом решит, что я перебор, или меня недостаточно? Что, если я недостаточно доверюсь ему, и он устанет от этого? Чем я буду зарабатывать на жизнь, если уволюсь с работы и перееду сюда ради него? У него далеко не достаточно места в шкафах.
— Пойди на риск.
— Что? — моргнула я, уверенная, что не так расслышала свою мать.
— Лина, есть лишь один способ узнать, тот самый он или нет — это обращаться с ним так, будто он тот самый. Он или заслужит этот титул, или потеряет его. Это зависит от него, но ты должна дать ему шанс заслужить тебя.
— Я не понимаю. Ты всегда была так настроена… против рисков.
— Дорогая, после случившегося с тобой я многие годы пребывала в раздрае.
— Ээ, вот уж точно, мам.
— Я винила себя. Я винила твоего отца. Педиатра. Футбол. Стресс старших классов. Так что я посвятила себя попыткам защитить тебя от всего. И я думаю, что помещение тебя в этот пузырь нанесло больше долгосрочного урона, чем твои проблемы с сердцем.
— Ты не нанесла мне урон, — я не выросла маленькой трусишкой, избегавшей рисков. Моя работа подразумевала настоящую опасность.
— С тех пор ты воспринимала каждые отношения как потенциальную тюрьму.
Окей, это звучало правдиво.
— Если тебе реально нравится этот парень, тогда тебе надо дать ему настоящий шанс. И если это означает переезд в Нокемундер…
— Нокемаут, — поправила я.
— Что происходит? Мы ставим эту игру на паузу или что? — проревел мой отец на фоне.
— У Лины появился бойфренд, Гектор.
— О, супер. Давайте расскажем всем, — сухо произнесла я.
Мой отец втиснулся в кадр.
— Привет, ребёнок. Что за дела с бойфрендом?
— Привет, пап, — неловко сказала я.
— Ты где? Это не твоя кухня, — сказал папа, наклоняясь к экрану и заслоняя практически всё в кадре.
— О, я… ээ…
Я услышала поворот ключа в замке.
— Знаете что, мне пора, — быстро сказала я.
Но оказалось слишком поздно. Входная дверь позади меня распахнулась, и вошёл Нэш, выглядящий превосходно в своей униформе, и Пайпер в новом оранжевом свитерке.
Я развернулась к нему.
— Привет, Ангел, — тепло произнес он. — Срань Господня. Ты приготовила еду?
— Ээ, — я развернулась и уставилась на два лица с отвисшими челюстями на экране моего телефона. — Ох блин.
* * *
— Думаю, всё прошло хорошо, — сказал Нэш, набив рот сэндвичем с индейкой.
Я положила голову на стол и застонала.
— Тебе обязательно было быть таким обаятельным?
— Ангел, это в моём ДНК. Это всё равно что просить Опру перестать любить книги.
— Тебе обязательно было давать им свой номер? Они мне звонят каждый день!
— Я не мог придумать вежливого повода отказаться, — признался Нэш. — Что плохого может быть?
Я выпрямилась и закрыла лицо ладонями.
— Ты не понимаешь. Они сядут на самолёт и прилетят сюда.
— Мне не терпится с ними встретиться.
— Ты не понимаешь, о чём говоришь. Ты бредишь. Я явно не доготовила бекон, и свиные амёбы в этот самый момент поедают твой мозг.
— Если они важны для тебя, они важны для меня. Они приедут, и мы разберёмся с этим вместе. Ты, я и амёбы.
— Ты понятия не имеешь, на что подписываешься, — предупредила я его.
— Почему бы нам не побеспокоиться об этом потом? — предложил он, и в его голубых глазах блестело раздражающее веселье.
— Потому что нам надо беспокоиться об этом сейчас.
— И вот ты снова делаешь акценты.
Мои глаза сощурились.
— Не заставляй меня отвешивать тебе пощёчину сырым беконом.
Нэш доел свой сэндвич и взял половину моего.
— Знаешь, пока ты говорила своим родителям, что просто гостишь у меня, я кое-что испытал.
— Судороги от свиных амёб?
— Очень смешно. Нет. Я говорил про честность.
— Ладно. Я всё хотела сказать тебе, что использовала твою зубную щётку, чтобы чистить зубки Пайпер, — пошутила я.
— Это объясняет собачью шерсть в зубной пасте. А теперь моя очередь. Тебе надо перестать врать своим родителям.
Я напряглась на стуле.
— Проще сказать, чем сделать. И у меня нет энергии объяснять тебе, почему.
— Неа. Не получится, детка. Я не позволю тебе дать отпор в этом. Выслушай меня. Ты должна достаточно доверять своим родителям, чтобы быть с ними честной.
Я закатила глаза.
— О, конечно. Получится примерно так: «Привет, мам. Я врала вам годами. Да, я вроде как охотница за головами, и эта работа подразумевает опасные расследования и проживание в грязных тараканьих мотелях с хлипкими дверьми. Я очень хороша в своём деле, и азарт помогает мне почувствовать себя живой после стольких лет удушающей заботы. А ещё я не отказалась от красного мяса, как говорила тебе. Что такое? О, ты так расстроена, что у тебя случился сердечный приступ? И теперь у папы снова вскрылась язва, и у него внутреннее кровотечение? Круть».
Он улыбнулся мне.
— Ангел.
Я оттолкнула этого вора сэндвичей.
— Уходи. Я зла на тебя.
— Вот сейчас ты отталкиваешь меня, а я никуда не ухожу, — подметил он.
— Я передумала, — решила я. — Мне нравится держать всех на расстоянии вытянутой руки.
— Нет, не передумала. Нет, не нравится. И я понимаю, что моё предложение кажется откровенно страшным. Но Ангел, тебе надо верить, что твои родители могут справиться со своим дерьмом, включая их реакции на тебя и твоё дерьмо, и не только.
— В этой метафоре слишком много дерьма. Аж воняет.
— Ха-ха. Слушай, я не говорю, что это будет просто. И я не говорю, что их реакция будет безупречно правильной. Но тебе нужно сделать лучшее, на что ты способна, и верить, что они поступят так же.
— Ты хочешь, чтобы я призналась им во всём, о чём врала?
— Нет, черт возьми. Никакому родителю не нужно слышать, как его ребёнок украдкой сбегал ночами и крал алкоголь. Начни с нынешнего времени. Расскажи им о работе. Расскажи им о нас.
— Я рассказала им о нас. Поэтому я и позвонила им.
Нэш замер на месте, не донеся сэндвич до рта. Его глаза сверлили меня с таким жаром, от которого моё сердце совершало нервные кульбиты.
— Что? — бросила я ему вызов.
— Ты рассказала своей маме обо мне.
— И что?
Он бросил сэндвич и кинулся ко мне.
Я взвизгнула, а Пайпер игриво тявкнула.
— И то, что это заслуживает награды, — объявил он, поднимая меня на руки.
