Et si tu n’existais pas, Dis-moi pourquoi j’existerais?…
На этот раз я постарался вложить в голос как можно больше души. Опять, как когда-то на первом представлении для дам, появился кураж. Я пел, смотря в глаза баронессы, и старался пробиться сквозь маску салонной львицы к самым потаённым глубинам её сознания.
И в какой-то момент мне, похоже, это удалось: её улыбка завяла, а в глазах… В глазах появилась бездонная глубина. Ой-ёй, засасывающая глубина. Взгляд стал куда-то увлекающим и что-то обещающим. У-у-у, будь киса такой изначально, я за неё, наверно, поборолся бы.
После второй песни оваций прозвучало ещё больше, да и баронесса наконец-то смилостивилась:
— Спасибо, Александр. Ваш фант был на удивление хорош. Кто написал сей романс?
— Я.
Киса удивлённо вскинула брови:
— Никогда бы не подумала. Что ж, вас больше не задерживают. Прощайте.
Я поклонился ей, поклонился присутствующим и отчалил. А сидя в санях, потом всю дорогу думал, что последнее «прощайте» прозвучало явно неспроста. Ждать следующего приглашения в салон баронессы Кошелевой, по-видимому, бессмысленно. Чем-то я ей не приглянулся… А жаль.
* * *
— Ну и как он вам, баронесса?
— Ваш протеже, ваше высочество, просто наглый мальчишка.
— Но согласитесь, мальчишка очень необычный.
— Для вас его необычность связана в основном с тем, что он общается с вами как с ровней, а это неправильно. Человек его положения должен знать своё место.
— Меня его поведение как раз устраивает.
— А эти его взгляды, в глубине которых прячется усмешка. Он на вас и на многих других, здесь присутствующих, как на детей смотрел.
— Мне кажется, вы слишком строги к Александру. Неужели в нём нет ничего хорошего?
— Разве что запах.
— Запах?!
— Да, ваше высочество. Мужчины на это редко внимание обращают, но запах говорит о многом.
— И что же говорит запах Александра?
— Что он пользуется очень приятными и незнакомыми мне средствами для мытья.
— О женщины, причудам вашим нет конца! Вы вечная загадка! Неудивительно, что Алекс, узнав о нравах, царящих в вашем, мадам, салоне, не сильно жаждал сюда ехать.
— Что?! Он ещё и ехать ко мне не хотел?! Да кем себя возомнил этот мальчишка?!
* * *
— Саша, что-нибудь случилось? — Малая с озабоченным выражением лица внимательно меня рассматривала.
— Нет. А что?
— Ты уже четверть часа неотрывно смотришь в кружку с чаем и не пьёшь его.
— Четверть часа?
Сестрёнка, видя моё неподдельное удивление, усмехнулась:
— Да-да, представь себе. Все уже спать ложатся, а ты всё на кухне сидишь.
Я с недоумением посмотрел на кружку уже остывшего чая, стоящую передо мной, и вдруг осознал, что же такого странного мне удалось в ней разглядеть и что же меня так не по-детски заворожило. Ох, мама мия… глаза баронессы Кошелевой. Ё-моё, Саша! Да ты, часом, не влюбился ли? Неужто хитрая киса тебя всё-таки зацепила? Ой-ё! Ну не было печали!
