— Хватит. Я нахожу, что «Первый среди Ее Избранных» — это пустое хвастовство. Найди другого дурака, который будет твоим рабом на протяжении веков, леди. Все, кого я любил — все, кого я знал, — мертвы, моя работа сметается каждым новым поколением заклинателей, Фаэрун превращается в бледную тень того, что я видел в юности — и больше всего я... так... невероятно... устал.…
Мужчина напряг руки и сломал свой посох с внезапным приливом силы. Голубой свет вспыхнул на сломанных концах, закружившись за мгновение до того, как мощный взрыв высвободившейся магии слился в стремительную волну. Отчаявшийся Избранный вонзил одно копье, похожее на сломанный конец древка, себе в грудь. Он запрокинул голову в беззвучном вздохе или крике — и упал в кружащуюся пыль за мгновение до того, как поток магии вокруг стал ослепительным.
Эл отвел взгляд от этой вспышки — и обнаружил ее миниатюрное отражение в другом месте, в сфере прорицания размером с ладонь, над которой склонился лысый мужчина в красных одеждах. Мужчина торжествующе потряс кулаком при виде того, что увидел в глубине кристалла, и прошипел: — Да! Да! Теперь я Первый среди Избранных Мистры — и если они думали, что Элтаэрис был властным, они научатся преклонять колени и дрожать от страха под захватывающим заклинания скипетром Уиркимбранда! Хахахаха! Слабые с таким же успехом могут убить себя прямо сейчас и отдать свою силу тому, кто еще способен ею владеть — мне!
Безумный крик все еще звенел в ушах Эльминстера, когда эта сцена исчезла, и круг света возник прямо рядом с последним принцем Аталантара. Вместе с ним выплыл кинжал — и когда Эл увидел его, тот медленно повернулся и поднялся, подставляя рукоять его руке. Эл посмотрел на него, улыбнулся и покачал головой.
— Нет. Это выход, которым я никогда не воспользуюсь, — сказал он. Кинжал исчез — и быстро появился слева от Эльминстера, в руке человека в мантии, стоявшего спиной к Элу, который быстро вонзил его в спину другого человека в мантии. Жертва напряглась, когда из его раны вырвалось голубое сияние, и лезвие кинжала убийцы вспыхнуло синим пламенем, которое быстро поглотило его. Умирающий мужчина повернулся, из его раны сочился след из крошечных звездочек, и Эл увидел, что это был Азут. Лицо исказилось от боли, бог голыми руками вцепился в лицо человека, который ударил его, — и исходящее от него сияние показало Элу лицо отшатнувшегося убийцы. Убийцей Азута был… Эльминстер.
— Нет! — закричал Эл, разгребая видение руками. —Прочь! Прооочь!
Две фигуры боролись друг с другом в самом сердце распространяющегося облака голубых звезд, не обращая на него внимания.
— У меня нет таких амбиций, — прорычал Эл, — и никогда не будет, ди милости Мистры. Я доволен тем, что хожу по Фаэруну и знаю его пути больше, чем знаю глубокие тайны... Ибо как я могу по-настоящему оценить одно без другого?
Умирающий Азут закружился, и из звезд, которые были его кровью, вышел человек, которого Эль знал по воспоминаниям, не своим собственным, а которыми однажды поделились с ним в Миф Дранноре. Это был Раумарк, король-волшебник Нетерила, который пережил падение этого упадочного королевства, чтобы стать одним из основателей Халруаа. Раумарк Могучий стоял один в зале с толстыми белыми колоннами и обширными гулкими пространствами, на вершине высокого помоста, и его лицо было бледным и мрачным. Он осторожно сотворил вращающийся завиток дезинтеграции, проверил его, протащив через одну из гигантских колонн. Потолок провис, когда верхняя часть срезанной колонны обрушилась тяжелыми осколками на невидимый этаж внизу. Раумарк с каменным лицом наблюдал за обвалом и вернул завиток назад, сразу за край помоста. Он ему, как будто был удовлетворен — и прыгнул сквозь него. Сцена умерла вместе с Раумарком, и ее сменил вид пыльной гробницы. Человек, которого Эл не узнал, но каким-то образом знал, что он был Избранным Мистры, доставал старый и потрепанный гримуар из заплечного мешка и помещал его в открытую шкатулку. Ту же задачу Эл так часто выполнял для Леди Тайн. Этот Избранный, однако, был охвачен кипящей яростью, его глаза горели почти безумием. Он вытащил из шкатулки покрытый паутиной череп, заглянул в его незрячие глазницы и прорычал:
— Заклинание за заклинанием я просто отдаю, в то время как мое тело рассыпается, становится глухим и спотыкающимся. Через несколько зим я стану таким же, как ты! Почему другие должны вкушать награды, которые я раздаю, в то время как я этого не делаю? А?
Он швырнул череп обратно на место и с силой захлопнул каменную крышку, скрежет которой прозвучал так громко, что Эл поморщился. Избранный шагнул вперед с красным огнем в глазах и сказал:
— Жить вечно — почему бы и нет? Захвати здоровое тело, уничтожь его разум, доведи его до гибели, а затем возьми следующее. У меня были заклинания в течение долгого времени — почему бы не использовать их?
Он продолжил решительно шагать, проходя, как призрак, сквозь Эльминстера, но когда аталантарец повернул голову, чтобы посмотреть, что случилось с Избранным, человек исчез, а гробница, которую он оставил, быстро исчезла позади него.
— Такая пустая трата времени, — пробормотал Эл, и в его глазах заблестели непролитые слезы. — О, Мистра, Моя Леди, неужели это должно продолжаться? Не мучай меня больше, но дай мне какой-нибудь знак. Достоин ли я служить тебе отныне? Или ты так недовольна мной, что я должен просить тебя о смерти? Леди, скажи мне!
Было потрясением почувствовать внезапное покалывание губ на своих — должно быть, это были губы Мистры, потому что при их прикосновении трепет необузданной силы пронзил его, заставляя чувствовать себя бодрым, энергичным и могущественным. Эльминстер открыл глаза, подняв руки, чтобы обнять ее — но Леди Плетения была не более чем уменьшающимся ликом света, недоступным для него и быстро удаляющимся в пустоту.
— Леди? — выдохнул он почти в отчаянии, протягивая к ней умоляющие руки. Мистра улыбнулась.
— Ты должен быть терпелив, — тихо донесся до его уха ее спокойный голос. — Я навещу тебя должным образом в свое время, но сначала я должна поставить перед тобой задачу: долгую, возможно, самую важную, за которую ты когда-либо возьмешься, — ее лицо изменилось, стало печальным, и она добавила: — Хотя я могу предвидеть по крайней мере еще одну задачу, которую можно было бы
