Книга Проклятая война - Людмила Сурская

— Бесись, бесись… Получила большой нуляко и дырку из-под бублика с фигой. Заработала себе клеймо на всю жизнь — подстилка.

— Я- подстилка?! Мерзавка! Как ты смеешь… У нас любовь. Это все знают…

— Ума нуль! — покрутила санитарка пальцем у виска. — Чай я не первый год на свете живу. Какая любовь, откуда ей взяться, окстись дурища… Нужда, да кобелиное зерно мужика загнали. Нуль ты для него. Нуль!

"Ноль, ноль, ноль, — било набатом по голове. — Кругом ноль". Она с головой провалилась в какую-то кисейную яму. Он был её вариантом будущего… Ноль. А всё было так отлично. Маршал! Герой! Упустить такой шанс! Ох, как же муторно осознавать, что выбор был сделан неправильно. Замахнулась не на того. Не ту планку взяла. Но так высоко летала… Ведь всё шло как надо. Почему не получилось? Сердце куда-то упало и в глазах забегали мушки. Нервы на пределе, похоже судьба показывает дулю, а тут ещё эта стара взялась её учить. Она сама учёная. Галя так ждала и готовилась к этой встрече, а всё вышло наскоком и наперекосяк. Ей хотелось, расцарапать ему лицо, а она из последних сил улыбалась. А ведь спала и видела, как возвращается в Москву вместе с ним. Он, она и их маленькая дочка. Как салютует ему нарядная столица, как радуются, приветствуя его маршала, орденоносца Победы люди, и она рядом, непременно под руку. Он герой и она его боевая подруга, жена. Как бы она его ждала усталого со службы домой и кормила ужином. А он подкидывал и прижимал к груди дочку. Сердце сладко сжималось, и она улыбалась.

Она не догадывалась, что вытянутый силком и хитростью из него ребёнок, стоивший ему огромных нервов, не вызывал в нём никаких чувств. У мужиков так бывает. Они с азартом могут воспитывать чужих детей любимой женщины и напрочь забывать своих. Так они устроены, из такого теста слеплены и ни чем их не прошибёшь.

Но она об этом думать не хотела и одни счастливые картинки в её фантастических мечтах сменяли другие, а он не появлялся. Она приуныла, а потом запаниковала. Отношение окружающих её людей к ней тоже менялось на глазах. Ведь вовсю ползли слухи, что он в жене и семье души не чает и при каждой свободной минутке катит к ним. А она, Галя, всего лишь "походно-полевая жена", про которую за ненадобностью забыли. "Матрас", как сказала санитарка. Верить в это не хотелось, чувствовать себя проигравшей тоже. Сегодня так обрадовалась его приходу, когда сорока на хвосте принесла эту новость, летела аж ног под собой не чувствовала и на тебе. Оказывается он приехал, чтоб забрать ребёнка. Её надежду и страховку. Пока эта девочка с ней у неё есть шанс. Мало ли что он решил. Она не позволит. Она надеялась остаться при госпитале рядом с ним. Так больше шансов. Да, да! Она должна быть рядом с ним. Надо тянуть время. Тем более, ей уже не уделяли столько внимания, не старались угодить и улучшить её положение. Но сколько не тянула всё же пришлось отправиться в тыл. В этот раз никто не захотел помогать, понимать и входить в её положение.

Домой ехала, как все. Её выперли в два счёта и глазом моргнуть не успела, а так хотела остаться при нём. Жалела, что не получилось попасть на парад. Хотелось посмотреть на него. Говорят: на коне и в парадном мундире, он был неотразим.

Из Германии, отстукивая бессчётные километры, шёл длиннющий состав. Медленно тащились вагоны по немецкой, польской, а потом и нашей земле. В вагоне набитом сверх всякой меры возвращалась она в Москву. Разве так мечталось и хотелось!? Да, высоко летала… Было ужасно горько. Но она старалась не показывать это, натягивая на себя всю туже дежурную улыбку. Всё так глупо получилось. Может, не надо было рожать? Нет, нет, это единственная дорожка к нему, за счёт которой она будет его держать всю жизнь на коротком поводке. "Я помучу ему воду, наведу тень на плетень и поставлю ему палки в колёса. Благо у меня есть чем. Он не мало рыдал на моём плече. С лёгким сердцем- виноват, я попорчу ему кровь". Совесть давно уже не подавала никаких признаков, так почему и не расстараться. С ним у неё было не пойми что такое. Поэтому и тормозов быть не должно. Надеялась дура и до последнего ждала… Напрасно. Он больше не появился. Ловя косые, насмешливые взгляды, храбрилась, уговаривая себя и давая надежду измученной голове:- "Значит, не смог приехать. Должно быть, эта мегера, жена, караулит, не отпускает". Разве ей, старухе, быть рядом с таким орлом. Для этой роли подходит только она, Галя. Маршал орденоносец и она. Ничего что старый, ещё продержится лет пять. Зато завидовать все будут на то он и маршал, есть что показать. "Господи, а дома ещё предстоит объяснения с родителями. Они не в курсе моего провала". Так надеялась — обойдётся. Всё было просто замечательно, почему же пошло кувырком? Не надо отчаиваться. Он придёт, он обязательно придёт. Его совесть заест. Только надо встретить его во всеоружии. Чтоб не смог отказаться. Она молода, не то, что его потрёпанная корова. Он должен выбрать её. К тому же там взрослая дочь и ей нужнее женихи, а не отец, а их дитю расти да расти. Надо только подготовиться и всё хорошенько продумать. Он очень обязательный и непременно не оставит ребёнка. Но этого ей мало. Ей нужен он для себя. Не может такого быть, чтоб она осталась одна с ребёнком и один на один с судьбой. Кавалерист чёртов. Из-за его упрямства её мечты, взбрыкнув, встали на дыбы, и унеслись себе, не помахав даже крылышками, в заоблачную даль, жестоко кинув её на грешную землю. Но нельзя терять надежду. У неё есть шанс — его дочь.

Пошла за кипятком и услышала насмешливый шёпот медсестёр:

— А "воробушек" то и не чирикает уже. Вот тебе и прошла Крым, Рим и медные трубы. Так лезла напролом и топала резво с брюхом на Берлин. Теперь ползёт обратно.

— Точно накрылась лафа. Рыцарь, помахав ручкой, ускакал на розовом коне. Прогулка с маршалом по Красной площади накрылась.

Девчонки смеялись в своё удовольствие. Сцепив зубы, словно ошпаренная, забыв про кипяток, вернулась к ребёнку. Девочка грызла кем-то вложенный в маленькие пальчики пряник и моргала голубыми глазками. Вырвала, стукнула по рукам. Ребёнок заплакал. Додёргала себя до того, что когда сбоку или сзади раздавался смех, ей казалось, хохочут непременно над ней. Ей даже слышался шёпот: "Ребёнок? У Галки-то? А вы разве не в курсе? Так "подстилка" Рутковского она". Галя зябко передёрнула плечами. Война кончилась, и у людей к морали враз стал другой подход. А рядом кто-то сказал: "За всё надо платить". Это не обращено было к ней. Двое просто разговаривали между собой. Но она отпрянула, как от удара. Скрипела зубами от злости убеждая всех и кого-то невидимого: "Ничего, это ещё ни конец, они услышат обо мне. Я им покажу. Я добьюсь".

Она не знала как это будет и кому ей так хочется "показать", просто душившей обиде надо было куда-то отлиться. Рыдать на глазах у всех нельзя, вот и распирает болью грудь… Хотелось надеяться на то, что он не может вот так просто от неё отвернуться.

А поезд, равнодушно отстукивая колёсами приевшийся за дорогу мотив, мчал вперёд. Мимо проносились чужие, притихшие поля и бурлящие радостью победы и ожидания полустанки, чужая радость и чужая жизнь.

Война, война. Кто-то очень точно сказал: "Нет большей беды, чем её начало. И нет большего счастья чем её конец. И между этими концами четыре года. Четыре года человеческой жизни. Жизни городов, стран, земли, людей…"