Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
* * *
Похороны Саши состоялись в часовне колледжа Магдалины, где они когда-то учились с папой. А теперь, разумеется, учился я. Признаться, я задействовал кое-какие связи, когда Виола упомянула, как мило было бы устроить их там. Учитывая, что жизнь Саши едва ли выделялась на фоне достижений однокашников, я замолвил словечко. (Вот вам и польза от трехлетних занятий философией: они включали кучу невероятно скучных лекций по теологии, прочитанных священником при колледже.)
Все вместе мы сумели собрать как минимум человек тридцать: команда из Пандоры плюс сколько-то старичков, которых папа ухитрился убедить прийти для массовости, пообещав (я уверен) потом серьезную попойку в баре колледжа. Как бы то ни было, они не подвели.
Я как раз подходил к родителям, когда Виола взяла меня за руку и настояла, чтобы я сел с ней в первом ряду. По другую сторону от меня сидел Рупс, а рядом с Виолой – Джулз.
– Алекс – добрейший человек, – сказала она им обоим.
В общем, в результате я сидел в первом ряду и оплакивал отца рядом со сводным братом – который ревел как ребенок – и Виолой, моей… э-э-э… кем же, черт возьми, она мне доводится?
Почти всю службу я разгадывал эту головоломку. И в конечном счете (хотя решил, что надо будет перепроверить в интернете) пришел к выводу, что на самом деле она мне никто. Что означало, подумал я с облегчением, что она вполне может стать всем для меня в будущем. И от этого почувствовал себя гораздо лучше.
О чувствах мамы при виде меня в центре сэндвича из Чандлеров на похоронах Саши/Александа можно было лишь догадываться. Она сидела с Уильямом, Хлоей, Имми и Фредом сразу позади нас.
На поминках я держался в тени, чувствуя на себе взгляд Джулз, реальный или воображаемый. Хотя в какой-то момент она поблагодарила меня за то, что я был так добр к Виоле.
Оправившись от слез, Рупс смог спросить меня только, осталось ли, по моему мнению, завещание. Я уверил его, что нет. Виола и я уже проверили: Саша его даже не составлял (слава богу).
У нашего отца не осталось ничего, чтобы кому-то оставить.
Мать подошла ко мне, когда они собрались уходить.
– Виола говорит, ты был очень внимательным.
– Не особенно, мам.
– Ты ей так и не сказал?
Я покачал головой.
– Алекс, – она взяла меня за руки, и я подумал, какой хрупкой она кажется. – Пожалуйста, учись на моих ошибках. Чем скорее, тем лучше…
Потом она поцеловала меня и обняла изо всех сил, какими обладала, что тогда было не слишком много, и простилась.
В тот вечер я сумел обеспечить две комнаты в колледже: одну для меня и одну для Виолы. Было очевидно, что она выпила слишком много и алкоголь и эмоции смешались в смертоносную комбинацию ложной эйфории и отчаяния.
Она болтала о том, как ненавидит – да, ненавидит – маму. По-видимому, однажды Джулз выпила слишком много и сказала, что это Саша хотел ее удочерить.
– Отныне пускай катится куда подальше, – объявила Виола. – Не хочу больше видеть ни ее, ни этого идиота братца, никогда больше!
Я знал, что она на самом деле не всерьез – просто обезумела от горя и усталости, – но понимал ее настроение. А потом она упала на кровать в моей комнате, не в своей. И снова жалобно рыдала и просила обнять ее.
И моя решимость сказать ей правду исчезла.
«Не сегодня, – подумал я, – завтра…»
* * *
И правда заключалась в том, что завтра так и не настало. Не. Настало. А потом пару недель спустя я предположил, что ей, возможно, пойдет на пользу уехать и почему бы не съездить вместе в Италию на помпезную вечеринку в доме моего товарища по Оксфорду. Там, должен признаться, решимость покинула меня окончательно. Хозяин дома просто счел, что мы пара. И там, в прекрасной флорентийской спальне, мы впервые занялись любовью.
После этого все было так невероятно идеально, что я просто не мог заставить себя – как до меня моя мать – сообщить ужасную новость. И так оно и пошло и поехало… и чем дальше, тем больше вина копилась и копилась, пока я не стал кем-то, кто снаружи похож на Алекса, но, по сути, олицетворял маленького, уродливого, лживого тролля-обманщика.
Эти несколько месяцев – внешне – были лучшими в моей жизни. В то лето я работал в Лондоне, добившись стажировки в Британской библиотеке в Кингс-Кросс, – описывал и систематизировал бумажные и цифровые издания философских трудов. Мама и папа предоставили мне на это время свою квартирку в Блумсбери.
Днем я занимался шедеврами литературного искусства, а по ночам Виолой, которая была совершеннейшим шедевром физического искусства, какой я только мог вообразить.
Отказавшись возвращаться на лето к матери, поскольку она не разговаривала ни с Джулз, ни с Рупсом, Виола нашла работу в супермаркете неподалеку. Потом она нерешительно спросила, можно ли переехать ко мне, потому что ей негде жить. И я охотно согласился.
Иногда по утрам, уезжая на велосипеде – да, на велосипеде – по Юстон-роуд на работу, я чувствовал себя персонажем романа. Мой мир был идеальным.
За исключением того, что я жил во лжи.
Каждый день я сидел в подвале, окруженный книгами, полными мудрых слов, зная, что все до единой – от Софокла до современных практик самоусовершенствования – скажут мне, что я должен сознаться. И каждый вечер, мчась как сумасшедший домой, к ней, я собирался с духом, клянясь себе, что вот сегодня вечером…
А потом я приезжал, и она встречала меня, приготовив что-то вкусное на ужин из почти просроченных продуктов, которые покупала в супермаркете по сниженным ценам. И выглядела такой прелестной и такой хрупкой, что я просто… не мог.
Со временем в воздухе начал чувствоваться осенний холодок, и Виола перебралась в крольчатник, где должна была жить весь следующий год в универе, а я начал собирать вещи, чтобы вернуться в Оксфорд и заняться магистратурой.
Мы оба чертовски расстроились от мысли, что наше любовное гнездышко разрушено и разорено банальнейшей жизнью. К тому времени мы придумали имена для всех наших детей и договорились, как устроим свадьбу, что на самом деле было не так глупо, учитывая, что нам обоим пошел третий десяток: было весьма возможно, что это произойдет. Мы были словно склеены каким-то невидимым клеем, однако ни один из нас никому не рассказывал о новом и чудесном мире, в котором пребывали. Просто чтобы никто его не испортил.
И хотя от Лондона до Оксфорда было меньше часа и мы уже согласовали расписание, по которому по очереди должны были ездить друг к другу на выходные, я помню, что последняя ночь вместе была так мучительна, словно я отплывал в обе Индии на три года… а то и навсегда. Мы забыли, как это – существовать друг без друга.
Осенний триместр пролетел стремительно. Я скучал по ней, и моя, как правило, несокрушимая сосредоточенность улетучилась – на лекциях и семинарах я сидел в мечтательном оцепенении. Утешало, что Виоле приходилось не лучше, и с приближением Рождества я спросил родителей, можно ли ей приехать со мной. Она твердо заявила, что не хочет проводить праздники с Джулз и Рупсом.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
