Два сердца бьются в унисон, В сердцах любовь. Два сердца бьются в унисон, Все вновь и вновь.
Найджел был исключительно чувствителен к погоде. Позже он утверждал, что лютый холод тех двух зимних месяцев начисто парализовал его мысли, и «котелок у него, образно выражаясь, не варил как следует». Даже когда у него и возникали какие-то идеи и догадки, он был не в состоянии их проанализировать и оценить. Нет сомнений в том, что импульсом к разгадке дела Рестэриков послужила одна фраза, произнесенная однажды вечером десять дней спустя после исчезновения Эндрю и Боуджена суперинтендантом Филлипсом. Благостно закатив, как свойственно сельскому жителю, глаза, суперинтендант заметил:
– У нас погода скоро переменится, мистер Стрейнджуэйс.
Перед мысленным взором Найджела мелькнула череда картинок. Его первый приезд в Истерхэм. Красиво припорошенный снегом Дувр-Хаус. Кларисса Кавендиш, ее высокая прическа, умело подкрашенное лицо. Они с Уиллом Дайксом прогуливаются в березовой рощице. Эндрю лепит снеговика, а Джунис Эйнсли неуклюже изображает игривость. Джон Рестэрик бродит по саду с духовым ружьем. Хэйуорд глядит в окно на ровный белый ландшафт и оборачивается, чтобы мягко пожурить дочь, взявшую на фортепьяно фальшивую ноту. Шарлотта в резиновых сапогах и с корзинкой в руке отправляется в деревню с благотворительной миссией хозяйки поместья, с таким видом, словно родилась для этой роли. Доктор Боуджен отряхивает снег с воротника пальто, когда в последний свой визит входит в холл.
«Снег выпал, снег лег, снег снегу». Можно сказать, снег укутал все это странное расследуемое дело, засыпал каждый его уголок. И не только снег, но и «снежок», как называют свою отраву кокаинисты. За последнюю неделю подчиненные Блаунта не сумели разыскать пропавших, зато в ходе расследования стала очевидна вся низость Денниса Боуджена. Теперь не оставалось сомнений в том, что он годами и с преступным коварством использовал свое профессиональное положение и прикрывал сбыт кокаина и шантаж. Отдел наркотиков Департамента уголовного розыска выявил его поставщиков и распространителей. Допрашивая пациентов из длинного списка Боуджена, полицейские во всех подробностях раскрыли методы, которые он использовал. Более всего поражало умение Боуджена выбирать подходящие жертвы. Подавляющее большинство лечившихся у доктора людей действительно исцелились, и никаких подозрений против него не возникало. Но даже в этих случаях он нередко использовал для шантажа самые интимные сведения, которые выведывал в ходе лечения. Женщина, с которой встречалась у Ридженс-парк приятельница Джунис, являлась одной из подручных Боуджена, а их было не менее десятка. С равным умением он находил жертвы среди, так сказать, «неисцелившихся». Их он подбирал из тех, кто страшился разоблачения своей наркозависимости, – как правило, это были молодые женщины, дочери богатых родителей.
Но самым зловещим в поступках Боуджена была его беспричинная злоба. За профессиональные услуги он брал немалый гонорар, что делало его состоятельным человеком, не нуждающимся в противозаконном приработке. Расследование Блаунта со всей ясностью показало, что Боуджен действительно подходил под описание Эндрю человека, который упивается злом ради самого зла. Его привлекали не богатство или положение, а удовольствие, которое он получал, унижая людей и разрушая их душу и тело. За сдержанными манерами врача скрывалась сильная жажда власти и извращенная, порочная сущность.
Итак, думал Найджел, мы возвращаемся к Элизабет Рестэрик – к красивому телу женщины, висевшему в пахнущей сандалом комнате, которая была страстной, сумасбродной, тщеславной, бесстыдной, но не скупой и не трусливой. Найджел все больше узнавал о ней из долгих бесед с мисс Кавендиш и приходил к мысли: что бы ни происходило между Элизабет и Боудженом, о шантаже не могло быть и речи. Боуджену нечем было шантажировать женщину, которая не дорожила своей репутацией и никогда в жизни ни от чего не бежала.
– Когда начнется оттепель, мы сразу разыщем тело, – говорил тем временем суперинтендант.
– Наверно. Но вот что странно. Ваши люди несколько дней прочесывали местность, но все впустую. Боуджен, должно быть, нашел чрезвычайно укромное место, где спрятать тело. Полагаю, он не мог закопать его где-то далеко отсюда, а потом бросить машину рядом с Истерхэмом, лишь бы сбить нас со следа.
– Да, сэр, тут нет сомнений. У него просто не было времени. В несколько минут второго констебль потерял сознание от удара. Если вы помните, кухарка показала, что в четверть второго слышала, как из гаража выезжает машина. Самое раннее, без десяти два он смог доехать до поворота, где машину занесло. Челмсфорд, ближайшая к этому месту железнодорожная станция, находится в семи милях, а значит, ему понадобилось по меньшей мере два часа, чтобы добраться туда пешком по глубокому снегу. Получается без десяти четыре. И поезд, которым он уехал в Лондон, останавливается в Челмсфорде в пять минут пятого. Значит, чтобы закопать тело, у него было максимум пятнадцать минут. Он даже не мог далеко оттащить его от шоссе из Истерхэма на станцию.
– Зато есть большой промежуток времени между тем, как он ударил констебля, и тем, как уехал на машине Эндрю.
– Мы этим занимались, сэр. Ему нужно было в этот интервал времени убить мистера Рестэрика и обыскать его комнату… А вы сами видели, как все в ней перевернули вверх дном.
– Да, верно.
И снова повисло долгое молчание. Они сидели в пабе в Истерхэме. Часы только пробили половину шестого, и в маленьком помещении они были одни.
Да, все это очень логично, начал спорить сам с собой Найджел, но зачем Боуджену вообще сбегать? Предположим, он не сумел найти в комнате Эндрю улик, которые тот собирал против него. Ведь Эндрю, конечно же, сказал ему, что письменные свидетельства существуют. Значит, Боуджен должен был предположить, что Эндрю отдал их кому-то на хранение с указанием предъявить их, если с ним что-то случится. Но ведь их не предъявили. И ничего такого не нашлось ни в банке Эндрю, ни у его поверенных, ни в его лондонской квартире.
