Днем они казались совершенно пустыми и дикими, словно давно покинутые могильные камни. Но ночью останавливавшийся на ночлег норлунг замечал над холмами слабое сияние. Зеленоватые огоньки перебегали и кружились в воздухе, как будто танцевали. Порой до затаившего дыхание короля долетали неуловимые, как ветер, голоса и смех. Он слышал обрывки речи на непонятном языке. Кто-то дудел в тончайшие свирели, кто-то бил в серебряные бубны, и чувство неземного веселья охватывало всякого, кто слышал эти звуки.
«Это хороводы фей, — вспоминал Арвен слова герцога Акситанского. — Не позволяй им вовлечь себя в танец, или ты будешь кружиться с ними до скончания века. А когда феи отпустят тебя, на земле пройдет лет триста. Хотя тебе будет казаться, что ты протанцевал с ними всего одну ночь».
Но предостережения Раймона только разожгли любопытство короля. И вот на третью ночь Арвен испытал такое неодолимое желание увидеть фей своими глазами, что встал и осторожно, пригибаясь за колючими кустами дрока, двинулся в ту сторону, с которой долетал слабый смех. Отодвинув руками кривые ветки, Львиный Зев увидел чудесное зрелище: среди тонувших во мраке холмов светилась небольшая ложбина. Словно кто-то забыл фонарь в глубине между пригорками. Зеленовато-желтое, холодное сияние переливалось в темноте и пульсировало, согласно стуку сердца в груди норлунга.
Король затаил дыхание и подобрался ближе. Нечеловеческий, лишенный теплоты свет заливал лужайку. По ней в строгом хороводе над лабиринтом камней кружились легкие, как воздух, фигурки. Были ли это феи? Арвен не знал. У короля перехватило дыхание. Никогда он не встречал ничего подобного в мире живых. Так прекрасны и неуловимы были дети ночи, что норлунгу вмиг показалось грубым и жалким все, виденное до сих пор. Танцевавшие перед Арвеном существа были плоть от плоти окружавшего их мрака. Казалось невозможно понять, где кончаются их тела и начинается мгла и ветер.
С детства приученный двигаться по-звериному тихо, норлунг чувствовал себя громоздким и неуклюжим по сравнению с духами, царившими сейчас между небом и землей. Неосторожный хруст ветки под ногой выдал короля, Вспугнутый хоровод фей взвился над холмом. Посчитав себя не вправе больше прятаться от таких крошечных созданий, Арвен вышел из своего укрытия и решительно направился к каменному лабиринту. Встав в самый центр круга, он задрал лицо кверху и с любопытством уставился на вьющихся в темноте вокруг него духов. Их прозрачные тела светились.
Самая яркая из фей, напомнившая норлунгу мотылька, кружившего у свечи, медленно опустилась перед ним на камень.
Ее лицо казалось ликом ночного неба. Ее волосы, полные светящейся звездной пыли, тихо струились по спине.
— Я Верил, королева фей этой долины, — вздохнул ему в ухо ветер. Невесомые, прозрачные в темноте руки феи легли Арвену на плечи: — Потанцуем?
— Потанцуем, — кивнул Львиный Зев, забыв в этот миг обо всем земном и горьком, что гнало его в холодную ночь.
Остальные духи тоже устремились к ним, образовав вокруг центральной пары плотный хоровод. Ноги короля, повинуясь велению чудной музыки, сами двинулись в танце. Он ничего не видел, кроме звездных глаз королевы фей, которые не отрывались от его лица и, казалось, пили душу.
— Человек, ты устал, — беззвучно прошептала она. — Ой, как ты темен и зол внутри! — ее неосязаемая ладонь скользнула по его лбу, глазам, щеке.
Норлунгу показалось, что от него отлетает все, чем он жил до сих пор, что было таким важным. Даже Астин. Ее образ на мгновение всплыл в памяти короля, и тут же зыбкое звездное лицо феи стало более ясным, приобретая милые сердцу Львиного Зева черты.
Откинув голову, Берил закружилась еще быстрее. Арвен тоже кружился вместе с ней. Вскоре королю показалось, что, он сам стоит на месте, а весь мир: звезды и холмы, небо и феи, ветер, запутавшийся в кустах дрока, и зеленые ковры болот — вращаются вокруг него.
Рука феи спустилась с плеча короля на грудь, и там, где пробежали ее пальцы, норлунг почувствовал пробирающий до самого дна души холод. Дыхание Львиного Зева пресеклось на несколько мгновений. Он больше не ощущал реального мира. Жизнь и смерть сосредоточились для него в кольце белых прозрачных рук, которые скользили по его телу и наконец добрались до пояса. Дольше переносить близость и в то же время отгороженность этого зыбкого неземного существа стало невозможно. Королева фей потянула на себя тяжелый ремень Арвена, ее тонкие пальцы взялись в темноте за рукоятку меча…
И тут адский вопль сотряс небо и землю Эйра. Чаша на клинке, до половины выдернутом феей из ножен, вспыхнула ярким, рыжим, как костер, пламенем. Оно осветило не только тихую поляну, но и все ближайшие холмы. В неподдельном ужасе духи взвились в поднебесье. Львиный Зев схватился за меч, обжег ладонь и мигом пришел в себя.
— Значит, тебя зовут Берил, ночная бестия? — его сильная рука вцепилась в ее невесомые косы. — Мне нужно к Хороводу Великанов.
В косых глазах феи мелькнул ужас, и она отрицательно затрясла головой, пытаясь вырваться.
— Проводи меня туда, — продолжал Арвен, еще крепче наматывая ее тонкие волосы себе на кулак. — Иначе я коснусь этим клинком твоего тела.
Фея заметалась еще сильнее, но, поняв, что ускользнуть ей не удастся, склонилась к ногам норлунга.
— Хорошо, господин Чаши, — еле слышно произнесла она. — Но помни, что ты сам об этом попросил. Прекрасная Берил предлагала тебе жить без забот и страданий с феями, ты же выбираешь смерть.
— Смерть — основа жизни, — мрачно хмыкнул норлунг. — Идем.
Он бесцеремонно подхватил фею подмышку и понес ее через кусты дрока к своей лошади. Вслед королеве несся жалобный плач покинутых духов. Они звали свою сестру и повелительницу, проклиная жестокость смертного и его грубый мир.
Глава 11
Холмы чередовались с болотами, болота с пустошами. Порой из-под земли до норлунга долетал слабый угрожающий гул. Фея ехала впереди на такой же, как она сама, полупрозрачной лошадке ростом не больше крупной охотничьей собаки. При свете дня Берил вовсе не была такой уж прекрасной, король видел хрупкие плечи, покрытые плащом из зеленоватой, точно лягушачьей кожи, и бледное золото волос, свивавшихся сзади жидкими косами. Он не хотел, чтобы фея поворачивала к нему свое лицо. Его охватывало равнодушное оцепенение, из которого, впрочем, Львиный Зев готов был выйти в любую минуту, если б Берил, склонная, как все духи, к обману, попыталась что-нибудь выкинуть.
Но она лишь время от времени наклонялась с седла и шептала что-то высокой рыжей траве, если гул из-под земли становился слишком громок. И тогда звук на время затихал, чтобы потом снова начать расти и перекатываться под копытами коней. Казалось, королева фей пыталась успокоить своих подданных, но они не прекращали грустных угрожающих стенаний под холмами.
Ближе к вечеру сухие кусты вереска кончились. Глазам короля предстала абсолютно голая равнина. Лишь неглубокие бугорки снега белели среди мертвой травы. В середине долины на насыпном холме возвышался величественный кромлех из черных плоских камней, образующих круг. Сверху на стоящих монолитах покоились другие мощные блоки. Создавалось впечатление, что огромные окаменевшие гиганты навечно застыли в хороводе, положив друг другу руки на плечи.
