Или они хотят, чтобы у нас год за годом оставалось все меньше и меньше?
* * *
– Я сейчас скажу глупость, – робко говорит Дженна.
Мы направляемся к реке. Для теплых сумерек она надела только свободные брюки и безрукавку из какой-то голубой ткани. Она не обращает внимания на мою длинную и плотную куртку или, по крайней мере, не говорит об этом. Ее рука непрестанно шевелится в моей руке, словно маленькое беспокойное животное.
– И что за глупость ты собираешься сказать?
– Я думаю… что ты другой.
Я напрягаюсь. О боже, нет… что же она заметила? Неужели она меня предаст? Я не хочу, чтобы мне пришлось…
– Ты другой, потому что ты похож на меня, – говорит она. – Здесь больше таких нет. Совсем нет.
Я снова достаю свободную руку из кармана куртки.
– Я другой? В каком смысле? – осторожно говорю я.
– Не знаю. – В ее голосе звучит беспокойство. – Ну да, секс… До этого я никогда не испытывала такого желания, ничего подобного… Джейк, почему я испытывала к тебе такие чувства, каких не испытывала раньше? Кто ты на самом деле?
К своему изумлению, мне вдруг захотелось ей это сказать. Но я не могу этого сделать, и не хочу, чтобы она задумывалась о моих отличиях от ее народа. Поэтому я привлекаю ее к себе и говорю, чтобы отвлечь:
– Я тот, кто тебя любит.
Но если эти слова и вправду всего лишь должны ее отвлечь, то почему я произношу их так тихо, словно не хочу, чтобы она это слышала?
И тут я вижу их под деревьями, стоящих возле отца Дженны.
* * *
Дант-16 машет щупальцем более-менее в такт музыке. Танцоры кружатся на утоптанной траве. Что-то бормочет река, сияющая в лунном свете и отражающая пламя костра. Откуда-то доносится сладкий запах мяты.
Как же я могу думать о том, что сейчас грызет мой мозг?
Дженна и Джейк идут по дорожке, ведущей к бунгало. Она пытается подтолкнуть его к танцующим, но он, улыбаясь, только качает головой. В его улыбке что-то не так, но я не знаю что. Горящий за ними костер окружает их головы золотистым пляшущим нимбом. Поют скрипки, в траве чирикают сверчки, восходящая луна с каждым мгновением все ярче сияет на темнеющем небе.
Дженна поворачивается к Кей Карутерс с таким видом, будто собирается представить ей Джейка, но его уже нет с нею рядом. Он быстро идет ко мне, не бежит, но и не хромает. Он подходит ближе, и я вижу его странную улыбку.
– Привет, Ларри! – говорит он, достает из куртки керамический нож и вонзает его с лоб Данта-16.
Я не в силах сдвинуться с места. Мое сердце замирает, голова кружится.
Дант-23 издает крик – громкий крик, которого мне раньше не доводилось слышать. Он пытается убежать, но Джейк достает нож из Данта-16 и с быстротой молнии вонзает его в Данта-23. Оба инопланетянина падают на траву, выделяя дурно пахнущую жидкость.
Люди вскакивают, покачиваясь, замирают на месте, или падают на землю, либо пристально смотрят, широко раскрыв глаза и рты, насыщение крови кислородом и сердечный ритм резко снижаются.
У всех, кроме Дженны.
Она подбегает к Джейку и бьет – бьет! – его своими маленькими, слабыми кулачками.
– За что? За что?
Он хватает ее за руки и прижимает их к бокам. Его плечи дрожат – он тоже переживает, но не так сильно. Совсем не так сильно.
– Карл, – с трудом выговаривает он, – Кейли, Джером, Мэтт…
– За что?
У обоих нет никаких признаков БЧРС. Я не задумываюсь о причине. Я ее знаю.
– Послушай, Дженна, – говорит Джейк. Теперь он полностью овладел собой. Он прижимает ее к себе так сильно, что она не может сопротивляться. – Они враги. Они изгадили нашу биологию, сделали нас…
– Они сделали нас лучше!
– Нет. Они сделали нас стадом, пассивным и боязливым, с тем, чтобы мы не стали мешать, пока они захватывают Землю. Им нужна наша планета.
– Они принесли нам Благодеяние! Больше нет насилия, нет войн…
– …нет прогресса, нет открытий, почти нет секса! Через сколько поколений люди полностью исчезнут? И все без насилия, которому они не могут противостоять лицом к лицу, как вот эти люди.
– Но ты…
– Я что? – Он удерживает ее уже не так сильно, она меньше сопротивляется. Мое дыхание постепенно приходит в норму.
– Ты ведь смог это сделать – как?
– Потому что это был мой долг. Наш долг – послушай, есть ведь и другие. Больше, чем ты можешь себе представить. Мы хотим, чтобы Данты ушли. При достаточном уровне насилия они обязательно уйдут. Мы убедим их, что Земля никогда не будет свободна от людей. Если только эти козлы не уничтожат нас первыми.
– Данты не…
– Очень даже да, – мрачно говорит он. – Они как трусы поражают нас лазером из космоса – да они и есть трусы. Но мы все равно добьемся успеха.
Зейн и Тед выходят из БЧРС и неуверенно делают шаг навстречу Джейку. Он показывает им кулак, и оба отступают.
Я снова обретаю дар речи.
– Ты не знаешь, что такое успех.
– Я знаю, что такое отсутствие успеха! – резко говорит Джейк.
Дженна – моя Дженна, растерянная и расстроенная, но нисколько не испуганная, – говорит:
– Но я все равно не понимаю, почему…
– Дженна, у меня нет на это времени! Ты что, не понимаешь? Мне сейчас нужно уходить, пока бог знает какие следящие устройства, которые используют эти подонки, меня не обнаружили. Мне надо уходить.
Они смотрят друг на друга. Я не понимаю этого взгляда. Я никогда не был таким, как они сейчас: неистовым, бросающим вызов, страстным.
«Нет, нет, нет, нет…» – думаю я.
– Папочка, – повернувшись ко мне, говорит она, и я понимаю, что остался один. Она уже много лет не называла меня «папочкой». Дженна называла меня «папочкой», когда ей было три года, и она бежала ко мне, чтобы я поднял ее на руки. Когда ей было семь лет, и она держала меня за руку во время прогулки возле залитой солнцем реки. Когда ей было одиннадцать лет и она, опершись подбородком на руку, слушала, как я рассказываю ей о гибридизации растений. Тогда Дженна любила меня, а не какой-то образчик устаревшей, гиперсексуальной, опасной «мужественности» с ножом в руке и жизненной позицией, способной уничтожить весь мир.
Или переделать его.
Слезы душат голос Дженны.
– Папочка, я должна с ним уйти, – говорит она. И яростно добавляет: – Мне нужно знать. Если он ошибается, я вернусь.
Она верит тому, что он ее отпустит. Он верит всему. А он ничему не верит.
