Ревность новообращенных творит чудеса – церковь воздвигнута намного раньше, чем предполагал священник Константин. К основному срубу пристроены два придела, северный и южный, а также небольшой притвор перед западным входом. Основной сруб завершается высокой четырехскатной кровлей, ее венчает дубовый крест. В каждом срубе оставлено по оконцу, наподобие волоковых, а в срединном – два. Оконца эти не волоковые, а для света – печи в церкви не будет. В случае ненастья или стужи их можно задвигать доской-задвижкой, как задвигают волоковые.
Братья Константин и Мефодий придирчиво осматривают новорожденную – нет ли каких упущений, ходят кругом, заходят внутрь… Все сделано на совесть. Еще в тот день, когда священнику Константину показалось, что строительство завершено, он велел было разобрать леса – не терпелось ему поглядеть на готовую церковь, – но люди сказали ему, что надо сперва стены снаружи проконопатить и выровнять паклю, а с лесов это делать удобнее, чем с лестниц.
Но сейчас она, родимая, уже без лесов, нежно-золотистая, как молодая плоть, низко спущенные стрехи тесовых кровель украшены по краю прорезным узором, словно кружевом.
– Красавица! – нежно говорит священник Константин и тут же с грустью вспоминает, что церковь не останется такой золотистой, со временем она потемнеет, как все киевские постройки. – Жаль, что ее нельзя сохранить навсегда такой, как сейчас!
– Не журись, отче! И зорька тускнеет, в день превращается. Всему свой черед.
– Твоя правда, – кивает священник Константин.
Сейчас июль, здешние зовут его «грозник», ибо это самый грозовой месяц в году, он у них посвящен Перуну. Двадцатого числа поминовение пророка Илии, и церковь, слава Богу, готова к освящению. С того дня души киян станут полем брани пророка Илии с нечестивым Перуном.
Глава двадцать восьмая
ВАДИН ВЕНЧИК
У больших людей и заботы большие – обретение истинной веры, строительство Божиих церквей, налаживание дружбы с греческим царем… Быть рабом куда проще – ему даже знать всяких таких слов не надо. А если рабу повезет, и в его жизни могут случиться немалые радости.
У Костыги и Карка после того, как они столь удачно выполнили поручения княгини Потворы, настала совсем другая жизнь. Мало того, что они переместились сперва из свинарника в овчарню, а после и в конюшню, в поварне им частенько вместо кукурузных лепешек дают пшеничный хлеб, вместо рыбы – мясо, а пшенного кулеша[190] всегда дают до отвала. Ради такой жизни можно хоть каждый день кого-нибудь убивать!
Часть навоза из конюшни не вывозят, на нем спят рабы. Навоз – мягкое ложе, к тому же он преет, а от этого происходит тепло, что особенно важно зимой. Хорошо сытым уснуть на своем гноище, оно мягкое и теплое! А если спать не хочется, приятно и просто так полежать, особенно, если есть о чем думать. У Костыги есть о чем думать – ведь он спит на золоте!
Каждому рабу отведено определенное место, оно закреплено за ним раз и навсегда. Поэтому Костыга со спокойной душой зарыл весной в своем гноище Вадин золотой венчик. Когда никто не видит, его можно раскопать и полюбоваться им. Чего еще желать рабу, когда он сыт и любуются собственным золотом!
У Карка жизнь сложилась не столь удачно. Он по примеру Костыги тоже зарыл в навоз свое золото – Вадин перстенек. Но когда ему захотелось, опять же по примеру Костыги, откопать перстенек и полюбоваться им, он его не нашел. Карк не один раз перерыл свою кучу, но все напрасно…
Видя, что Карк безутешен, Костыга как добрый друг пытается смягчить его горе.
– Не тужи! – говорит он. – Ужо княгиня велит нам убить еще кого-нибудь, так ты возьмешь вещицу побольше, чтобы не потерялась.
Утешения мало помогают, и доброму Костыге приходит в голову счастливая мысль:
– Раз перстенька уже не воротишь, давай вместе любоваться венчиком!
Конечно, любоваться Костыгиной вещью совсем не то, что своей, но все же это лучше, чем ничего. С того дня, каждый раз, когда Костыга откапывает венчик, Карк ложится рядом с ним, и они любуются венчиком вместе. Кроме того, он лелеет надежду, что княгине опять понадобится кого-нибудь прикончить.
Их жизнь красит еще и то, что остальные рабы им люто завидуют. В поварне, пока они едят, с них не сводят ненавидящих глаз. И ненависть, окружающая их, помогает им наслаждаться полнотой собственного счастья, она подтверждает, что они действительно счастливы.
За пределами поварни к ним нет, конечно, того же пристального внимания, что в поварне, слишком уж много тягот лежит на плечах раба. Если он станет, вместо работы, глазеть на Костыгу с Карком, он не только не получит горячего, дымящегося кулеша, но и будет бит палкой.
Впрочем, нельзя сказать, что, покидая поварню, про них забывают совсем. На княжеской усадьбе немало конюхов и кроме Костыги с Карком – ведь у князя большая дружина и он держит много коней. Все эти конюхи испытывают к Костыге с Карком особенную неприязнь, они считают, что Костыга с Карком – конюхи неумелые и нерадивые, а кормят их почему-то лучше, чем других, умелых и старательных.
Для Костыги же и Карка мало-помалу становится привычным чувство превосходства над другими рабами – ведь не зря же еда у них слаще и сытнее, чем у прочих, а на днях им даже выдали вне очереди новые рубахи. Они держатся особняком и почти совсем перестали вступать в разговоры с остальными.
Один из самых молодых конюхов, именем Крот, снедаемый любопытством, начинает тайком следить за ними. Он чувствует на себе их презрение и ему страсть как хочется узнать, чем же они такие особенные, почему им потворствуют и о чем они говорят друг с другом, когда их никто не слышит.
Однажды Крот поскорее съедает свой кулеш и раньше других возвращается в конюшню. Здесь еще никого нет. Любопытный конюх идет в ту часть конюшни, к которой приставлены Костыга с Карком. Там он прячется за грудой старых седел, потников, сопревших подпруг и прочего хлама – отсюда удобно будет подглядывать, когда на свои гноища вернутся Костыга с Карком.
Лежа в укрытии, молодой конюх убеждается, что верно выбрал место: ниоткуда их не было бы так хорошо видно, самому оставаясь невидимым. Света достаточно – полно щелей и в крыше, и в воротах, и между бревнами.
Однако затеянное дело едва не срывается – молодого конюха разморило после еды, и он задремывает. Просыпается Крот словно от толчка.
Прямо в глаза ему бьет какой-то непривычный блеск, как будто перед ним сверкает частичка луны, а может, и солнца.
Приглядевшись, Крот видит, что частичку луны или солнца держит в руках Костыга, и это не что иное, как венчик пропавшей княжны Вады. Молодой конюх его очень хорошо помнит, ему не раз доводилось разглядывать венчик вблизи, потому что Вада часто лечила рабов, в том числе и его. Еще весной она исцелила его от зубной скорби, и ради этого Крот ходил к ней домой. А с тех пор, как она пропала, рабов лечить больше некому…
