Но он лишь повторил:
— Говори! — На этот раз хрипло, натужным шепотом: — Говори!
Он услышал за спиной громкий кашель и, обернувшись, увидел Джонни О'Ши, который, поднявшись на ноги и плюя кровью, целил в него из пистолета.
* * *
Взбегая по лестнице, Шон и Уайти услышали шум драки. Из квартиры доносились крики и характерный звук ударов. Они различили вопль: «Я тебе голову проломлю!», и Шон, ощупав свой «глок», потянулся к дверной ручке.
Уайти сказал: «Стой», но Шон уже входил в дверь, видя, что в грудь ему дюймов с шести целят из пистолета.
— Ни с места! Сними руку с крючка, малыш!
Шон взглянул в окровавленное лицо Джонни О'Ши и обмер от ужаса. Потому что лицо это было совершенно пустым, теперь, а может быть, и раньше. Мальчишка этот сейчас нажмет на курок — не из ненависти и не от испуга, а лишь потому, что Шон для него только движущаяся мишень, фигура полицейского в видеоигре, а пистолет — его джойстик.
— Опусти оружие, Джонни!
От порога до Шона доносилось тяжелое дыхание Уайти.
— Джонни!
Тот сказал:
— Он ударил меня. Два раза. Нос мне сломал.
— Кто?
— Брендан.
Переведя взгляд влево, Шон увидел в кухонной двери Брендана — тот стоял застыв, руки по швам. Джонни О'Ши, как это понял Шон, чуть было не застрелил Брендана, и лишь появление Шона помешало ему. Он слышал, как дышит Брендан — короткими, мелкими вдохами.
— Если потребуешь, мы арестуем его.
— На черта мне его арест! Я хочу, чтоб он сдох!
— Ты страшные слова говоришь, Джонни. Смерть — это ведь навечно, назад не вернешь. Понятно?
— Знаю, — сказал мальчишка. — Я все об этом знаю. Вы его в ход пустите? — Лицо мальчишки было кровавым месивом. Кровь из сломанного носа стекала с подбородка.
— Что? — не понял Шон.
Джонни О'Ши кивнул, указав на бедро Шона:
— Эту пушку? Это «глок», да?
— Да, «глок».
— Хорошая штука. Я такую себе раздобуду. Так вы его в ход пустите?
— Сейчас?
— Ага. На мне испробуете?
Шон улыбнулся:
— Нет, Джонни.
— Чего это вы смеетесь? — сказал Джонни. — А то давайте посмотрим, кто кого. Здорово будет. — Он вытянул руку с пистолетом, который был теперь чуть ли не в дюйме от груди Шона.
— По-моему, это ты хочешь на мне пистолет испробовать, приятель. И знаешь, что это значит? — сказал Шон.
— Слышь, Рей, — сказал Джонни, — это я напал. На копа, первым! Я! Примечай.
— Давай на этом и прекратим, — сказал Шон.
— Вы кино такое видели? Как коп преследует черномазого на крыше? Черномазый этот как бросится на него! Коп как заорет: «А-а!» — и кувырком с крыши! Черномазый так разъярился, что плевать ему было, что у того жена дома и мелюзга мал мала меньше… Черномазый этот молоток! Да!
Шону и раньше приходилось видеть подобное. Когда его послали для подкрепления брать грабителя в банке, тогда охранник тоже за два часа совершенно переменился, почувствовав в руке оружие и ощутив свою силу. Шон наблюдал, как тот себя ведет, на камере слежения. Поначалу парень был в панике, но потом оправился. Оружие в руке сделало свое дело.
И на мгновение перед ним возникло лицо Лорен на подушке: она лежит, рука под головой. Он увидел свою дочь, такую, какой она являлась ему во сне, ощутил ее запах и подумал: какая мерзость умереть, так и не увидев ее, не увидев Лорен.
Он в упор посмотрел на пустое лицо перед собой и сказал:
— Видишь того человека слева, Джонни? Того, что в дверях?
Взгляд Джонни метнулся влево.
— Ну?
— Он не желает стрелять в тебя. Не желает.
— А мне плевать, если и желает, — сказал Джонни, но Шон понял, что слова его проникли в сознание мальчишки: глаза его забегали туда-сюда.
— Но если ты выстрелишь в меня, у него выбора не будет.
— Я смерти не боюсь.
— Знаю. Но ведь штука-то в чем? Он не станет стрелять тебе в голову, ничего подобного. Мы детей не убиваем, учти. Но если выстрелит с того места, где стоит, знаешь, куда угодит пуля?
Шон старался не сводить глаз с лица Джонни, хотя взгляд его притягивал пистолет в руке мальчика, хотелось взглянуть на него, взглянуть, как там курок, не нажимает ли его Джонни. Я не хочу, чтоб меня пристрелили, думал Шон, тем более чтобы пристрелил мальчишка. Жалкая это будет смерть. Он чувствовал, что и Брендан, стоявший в десяти футах левее и приросший к полу, думает примерно то же самое.
Джонни облизнул губы.
— Она пройдет через подмышку тебе в позвоночник, старина. Ты станешь паралитиком. Видел рекламу про приют, где их держат? Ну, наверное, видел — их катают в коляске, а они все на сторону валятся, и голова у них трясется. Вот и ты станешь таким, Джонни. У тебя изо рта будет течь слюна, и ты не сможешь есть с тарелки, тебя станут кормить через зонд.
И Джонни принял решение. Шон заметил это, заметил, как что-то словно щелкнуло в темном его мозгу, погасив некий огонек, и Шона охватил безумный страх. Он понял, что мальчишка сейчас нажмет на курок, просто так, из одного желания услышать выстрел.
— Нос сломал, сволочь… — сказал Джонни, чуть-чуть поворачиваясь в сторону Брендана.
Шон сам услышал, как от удивления он коротко вздохнул, заметив, как пистолет тоже повело чуть-чуть в сторону от его тела. Он повернулся, как на треноге. Потянувшись так быстро, словно рукой его управляла неведомая сила, Шон сомкнул пальцы на пистолете, и в ту же секунду в комнату шагнул Уайти с «глоком», наставленным на грудь мальчишки. У того вырвался звук — удивленное и разочарованное «ах». Такой звук может издать ребенок, который, раскрыв рождественский подарок, находит там лишь грязный носок. И Шон, уперев ему в лоб пистолет и прижав к стенке, разоружил его.
— Вот мерзавец, — сказал Шон, покосившись на Уайти и смаргивая лившийся ручьем пот.
Джонни заплакал навзрыд, так, как может плакать только тринадцатилетний мальчишка, уверившийся, что весь мир ополчился против него.
Шон повернул его лицом к стене, заломил ему руки за спину и увидел, что Брендан только тогда смог перевести дух и что губы и руки у него дрожат. Рей Харрис стоял позади брата в глубине кухни, выглядевшей как после урагана.
Уайти шагнул к Шону, положил руку ему на плечо:
— Ну, как ты?
— Мальчишка был готов это сделать, — ответил Шон, чувствуя, что вся одежда его и даже носки мокрые от пота.
— Нет, — прохныкал Джонни, — я пошутил.
