Что он хотел сообщить мне? Я стоял перед камином, уже остывшим к этому времени. Возможно, животное разгневалось из-за того, что я невольно занял его любимое место. Но это было не так. Он пытался мне что-то сказать. Я оглянулся и увидел над камином большую букву «Х». А с обеих сторон от нее два гобелена. Боже мой! Я понял, в чем тут дело. Вернее, решил, что понял. На одном из гобеленов была изображена Юдифь с отсеченной головой Олоферна. Весьма кровавая история: прекрасная вдова с помощью хитроумной уловки пробралась в лагерь одного из военачальников вавилонского царя Навуходоносора, застала его врасплох и отрезала голову. На гобелене одной рукой эта женщина держит за волосы отрезанную голову, а другой поднимает меч, окропленный свежей кровью. На голове Юдифи шапочка такого же кроваво-красного цвета. Именно на это изображение и указывал мне Грант. Значит, кто-то убил его хозяина примерно так, как изображено на старом гобелене. Конечно, Элиасу не отрубили голову, а ударили по ней клинком. Беда заключалась в том, что Грант не мог сообщить мне больше, чем я уже знал. И все же не верьте тем, кто считает обезьян глупыми или совершенно бесчувственными существами.
И вдруг меня осенила еще одна идея. Что, если…
Дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошла Марта Хэскилл. На этот раз она открыто посмотрела мне прямо в глаза.
— Все в порядке, Николас.
— В порядке? Что именно?
— Вас видели.
Она жестом отпустила стоявшего у двери Эндрю, и тот, глупо ухмыльнувшись, выскользнул из комнаты.
— До того как вас увидели над телом моего дяди… — Она судорожно сглотнула, но снова взяла себя в руки. — Люди видели, как вы выходили из дома.
— Ничего не понимаю.
Она быстро объяснила суть дела. Мне крупно повезло, что в тот момент, когда я решился осмотреть тело лежавшего на снегу человека, сын привратника Дэйви Парсонс, тот самый мальчик с ушами в форме кувшинов, выглянул из небольшого окошка во двор. Он видел, как я поднял меч, а потом бросил его в снег, когда на пороге появились люди. После этого Дэйви направился не к отцу, который снова отвесил бы ему подзатыльник или пнул под зад, а к сестре на кухню, а та тут же сообщила об этом своей госпоже. Сейчас я мог лишь предположить, что парень оказал мне услугу в благодарность за то, что я не позволил отцу наказать его вчера вечером. Или же поступил совершенно бескорыстно, обладая врожденным чувством справедливости. Как бы то ни было, но его показания в конце концов дошли до Марты, а она передала их Катберту Хэскиллу и другим кузенам. В конечном итоге это позволило снять с меня подозрения в убийстве. При этом Дэйви особо подчеркнул, что я заплакал над телом мертвого Элиаса Хэскилла. Он божился, что видел слезы на моих щеках. Возможно, просто не выносил слез. Я действительно вытирал глаза, увлажнившиеся от холодного зимнего ветра, но сейчас позволил себе предположить, что это могло произойти из-за жалости к несчастному старику Элиасу.
Марта добавила, что, помимо всего прочего, имелась еще одна причина освободить меня из заточения. В споре о смерти Элиаса победили холодные головы. Хотя поначалу моя вина всем казалась достаточно убедительной, тем более меня видели над телом хозяина дома с мечом в руках, через некоторое время кузены Элиаса пришли к выводу, что на самом деле у меня не было серьезных причин для его убийства. Точнее сказать, вообще не было никаких причин. Я совершенно посторонний человек в этом доме, мне безразлично, жив старик или нет, и самое главное — я не могу рассчитывать хотя бы на маленькую часть его наследства. Все эти факты в сочетании с показаниями ушастого парня явились достаточным основанием, чтобы выпустить меня из этой комнаты.
— Николас, вам следует как можно скорее уехать отсюда, — посоветовала Марта. — Не стоит дожидаться здесь прибытия мистера Фортескью.
— Мистера Фортескью?
— Это полицейский судья из Кембриджа.
— Значит, дорога на Кембридж свободна?
— Да, по ней уже можно ехать. Наш привратник Парсонс отправился за судьей. Даже если вы не успеете добраться до самого Кембриджа, то сможете остановиться в придорожной гостинице. Займитесь собственными делами. Уезжайте сейчас же и навестите своего Мэскилла.
Я совсем забыл о семействе Мэскилл, как, впрочем, и о том, что заблудился в этой глухомани и попал по чужому адресу.
— Николас, если вы не уедете сейчас же, то застрянете в нашем доме еще надолго.
— Марта, вы действительно хотите, чтобы я уехал?
— Это наше семейное дело.
— А разве я не нужен вам в качестве свидетеля?
— Вы же сами сказали, что ничего не знаете.
— Это было раньше, а сейчас я все знаю.
— Что именно?
— Знаю, кто убил вашего дядю.
Она продолжала было настаивать на своем, но я все же убедил ее собрать кузенов в гостиной, чтобы я мог объяснить им свои соображения по поводу убийства. При этом я намекнул, что той ночью видел кое-что интересное из своего окна, способное пролить свет на обстоятельства гибели Элиаса и разоблачить истинного убийцу. В этот момент я был абсолютно уверен в своей правоте и не скрывал этого. Но у меня имелась еще пара хороших идей, которые я хотел проверить, используя свое мастерство актера, готовящегося к новой сцене.
В этом был определенный риск. Однако мне казалось, что этот дом остался в долгу передо мной, заточив в комнате по ложному обвинению. Указующий перст направили на меня, а теперь я хотел направить его… на кое-кого другого. Кроме того, я всегда наслаждался моментом, когда в конце истории разоблачали злодея. Так, например, кончалась пьеса «Гамлет». И отчасти благодаря «Гамлету» я понял, как произошло это странное убийство.
Мне казалось, я долго сидел в заточении, хотя на самом деле прошло лишь несколько часов. Меня заперли в комнате Элиаса на рассвете, а сейчас время приближалось к полудню. В ярких лучах солнца, проникающих в гостиную сквозь узкое окно, весело выплясывали пылинки, а снег во дворе превращался в мокрую слякоть. На большом обеденном столе, покрытом толстым одеялом, лежал злосчастный меч, выставленный, вероятно, к прибытию полицейского судьи. Стараясь не прикасаться к нему, я внимательно посмотрел на клинок и еще раз убедился, что часть крестовины повреждена.
Когда в гостиной по просьбе Марты собрались представители рода Хэскилл, на их лицах застыла смесь негодования и любопытства. Она сказала им, что я намерен раскрыть некоторые обстоятельства смерти Элиаса. В гостиной появилась даже обезьяна Грант, хотя чуть позже домоправительница Абигейл загнала ее пинками обратно в клетку. Откровенно говоря, я сожалел об этом, поскольку видел в обезьянке своего союзника. Между тем Катберт смотрел на меня строгим взглядом профессионального адвоката, Роуланд был погружен в размышления о судьбах мира, старик Валентайн недовольно сверкал стеклами очков, а мадам Элизабет брезгливо принюхивалась. Казалось, ничто не объединяет этих людей, кроме их длинных носов и взаимной неприязни. Марта удалилась в дальний конец гостиной, а Абигейл позаботилась насчет вина и эля. Меч по-прежнему лежал на столе как главный приз этого празднества. Думаю, никто в гостиной не хотел даже прикасаться к оружию, будто на нем лежала печать вины. В противном случае его давно бы уже убрали.
