Даори поднялся, оглядел мутными глазами каморку, соображая, как он сюда попал, если направлялся на свою законную койку в общежитие? Вот что значит годами выработанные рефлексы. Койку ему выделили в общей комнате, и там он еще ни разу не спал со времен поступления, прекрасно зная, что может не проснуться. Демоны не позволят, и не посмотрят ни на какие законы Темного Трона. Как же. Вампир, да еще и бывший светлый, да еще и шпион. Враг в кубе.
Впрочем, на его отсутствие на месте в комендантский час так же годами все закрывали глаза. Хотя адепты тайком заключали пари и искали его тайное прибежище – об этом Даори прекрасно знал. Но кто из них может проследить за маленькой летучей мышью?
Он толкнул дверь и замер. У порога стояла запечатанная высокая бутыль с красной жидкостью. К узкому горлышку обрывком бечевки привязана записка. Вампир присел на корточки, прочитал послание, не дотрагиваясь до подарка: «Это бычья кровь, сегодняшняя. Взята на скотобойне со всеми гигиеническими предосторожностями. Отравы нет, забыла положить. М.».
Вот ведь… демоница! Даори попытался представить, чтобы какая-нибудь белая красавица-магиня отправилась на скотобойню за кровью для вампира, который ночью едва ее саму не сожрал. И не сумел. Непредставимо.
Интересно, а хвост у нее есть? Маленький, упругий, с нежной кисточкой… Или хвосты бывают только у низших демонов? Проверить бы, чтобы знать точно…
Нет, это же невозможно! Он целыми днями думает об этой негодяйке! О ее губках, шейке и вполне вероятном хвостике. Как же мерзко от самого себя. Это просто жажда. Даже не так – Жажда. Мучительная вампирья страсть, от которой умирают глупые наивные дурочки.
И эту конкретную красноволосую дурочку, которая понятия не имеет, какое гнусное задание он должен выполнить, нужно как-то спасти.
Сам подставил девчонку князю, сам и спасай.
Откупорив еще теплую, магически подогретую бутыль, он принюхался, выцедил глоток. Пить из горлышка или из вены – две большие разницы, как говорят в Тринадцатом клане. Тут сначала в рот набрать, потом выпустить клыки и выцеживать, как из грязной вонючей лужи. Все-таки бычья кровь – гадость несусветная во всех отношениях. Но жить, точнее, не-жить надо. У него есть цель. Или теперь даже две.
* * *
А ночью, переписывая пропущенные из-за отсутствия амулета лекции, он снова услышал шум: кто-то лез в окно, ворча и поминая Хурга. Даори усмехнулся, бесшумно отомкнул дверь, оставив ключ в замке, погасил светильник, обернулся летучей мышью и привычно забрался в вентиляционный короб, откуда наблюдал сквозь решетку за гостьей.
Миранда вошла, создав алый огонек, огляделась, разочарованно вздохнула.
– Даори, ты здесь?
– Здесь, – глухо отозвался он, постаравшись создать магическое эхо, чтобы девушка не определила его нору.
– Можно я тут переночую?
– Горгульи?
– И грифон.
– Ночуй. Спасибо за ужин.
За нападение он принципиально не извинился: предупреждали нахалку, нечего было провоцировать.
– Да не за что, – она заперла дверь изнутри, прошла к ложу – новенькому, пахнувшему стружкой, застеленному чистым бельем. Села. – Даори, я договорилась с дедом, чтобы… ну… не знаю, как у вас в Белой империи, но у нас тут, бывает, войнушки случаются с соседями. Сейчас вот с орками. Каждый клан обязан выделить отряд. И у нас в клане пленники появились. А они такие… разные… некоторые совсем… плохие.
– Я понял, – невыносимо было слушать ее спотыкающуюся от смущения речь. – Твой дед предлагает мне роль палача?
– Да.
– Согласен, – равнодушно сказал он, даже не поблагодарив. За такую работу не говорят спасибо.
– Я передам.
Пауза. Не из страха. Вампир чувствовал, что Миранда совсем его не боится. Скорее, собирается с мыслями.
– Ты можешь мне показаться? – попросила она.
– Закрой глаза.
Она закрыла, и он бесшумно выполз, перелетел на спинку стула, повис вниз головой.
– Можешь открыть, – скомандовал он и с удовольствием понаблюдал за гримаской разочарования. – Не нравлюсь?
Миранда потрясла головой, рассыпая по плечам багрово-алые перья волос.
– Не-а. Я не с Мышонком хочу говорить.
– А придется, – упорствовал Даори – О чем?
Демоница неожиданно протянула руку и, хихикнув, пощекотала мышке брюшко.
– Прекрати! Терпеть не могу щекотку! – сорвался он со стула и перелетел на ближайший насест – спинку ложа.
Зря! Взметнулся костер крыльев, сложился шалашом, а загребущие ручонки демоницы сцапали маленькое мышиное тельце.
– Ой, не могу, ты такой невыносимо хорошенький! – всхлипнула, хохоча, эта темная, невоспитанная, обнаглевшая девица и чмокнула разъяренного мыша в ушко. Его, вампира! Он раззявил маленькую, усеянную острыми зубками пасть и зашипел. Ничуть не испугалась, толстокожая. – А как ты забавно злишься, моя мохнатенькая прелесть!
И разошедшаяся шалунья, нагло отобравшая у него единственное пристанище, выжившая с единственной кровати, лишившая жизненно необходимого амулета, эта проходимка и авантюристка исхитрилась поцеловать взъерошенного зверька в нос! Его, вампира!
Как ни крепился Даори, но тут не выдержал и щелкнул зубами на нахалку. И клык случайно поцарапал ее губу. Выступила капелька крови. Одуряюще сильный запах шибанул по ожившим ноздрям Неупокоенного. Оглушил. Изменил его тело в мгновение ока.
Не успевшая даже пискнуть девушка оказалась вжата в постель тяжелым мужским телом, а его губы накрыли и смяли ее рот. Одной ладонью он перехватил ее руки в запястьях, – а вампиру не нужна боевая ипостась, он и так сильная тварь, – а второй ухватил за затылок, вплетя пальцы в густую шевелюру, не давая жертве уклониться от обжигающего поцелуя и его шального языка.
Такого взрыва Даори не испытывал даже при жизни. Его сердце, запущенное бычьей кровью, гулко колотилось в грудь, а разбуженная кровь, казалось, вскипала. И ожившие легкие впитывали в себя воздух, наполненный горячим девичьим ароматом.
Если бы он не перекусил накануне, то князь получил бы в клан новенькую вампиршу, и ему уже нечем было б шантажировать Лику. Впрочем, чем больше проходило времени, тем меньше Даори верил в причину повеления соблазнить красноволосую Ликину подружку. Нет, тут не столько тайна заклинания, сколько месть Зан-о-Мьира за убитую Вечерним князем вампиршу Эллину. Взять у него взамен любимую внучку – это в духе Предвечного.
Отпустив наконец задыхающуюся, совсем не сопротивляющуюся, а вовсе даже наоборот, крепко обнимавшую его девушку, он слизнул капельку крови с ее губы, прошелся языком по ее шее, слегка прикусил вожделенную, лихорадочно пульсируюшую жилку, показывая, что жертва полностью в его власти.
– Вкусная, – шепнул он в покрасневшее ушко. – Очень вкусная девочка. Придется съесть.
