Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
И кто-нибудь, конечно, должен будет Евгению Петровичу дописать учебник истории. Илья Степанович, наверное. Придется в одиночку учителю отдуваться, раз Гомера Мельник заглотил. Ничего, Илья Степанович все распишет, как нужно: на Шиллеровской у него случится героическая оборона станции от красных, уроды станцию будут не защищать, а атаковать. Ну и финал духоподъемный какой-нибудь. Что вот, из-за происков врага затопило, но не сломило, и как феникс из пепла, и лучше прежнего.
Как вот с этим Саша может спать?
Растолкал ковшом пенку из намокшей бумаги. Пригляделся – размытые газеты. На одних еще можно прочесть «Железный», на других – «Кулак». Обрывки чьих-то дней. Где-то у них тут ведь и типография была. Не врал Дитмар, всерьез собирался десять тысяч кирпичей правильной истории печатать.
Станция кончилась, опять туннель пошел.
* * *
Разное продумал себе – как проходить блокпост и что на нем врать. Но ничего соврать не успел: дежурили не малахольные обычные охранники Полиса, а орденские бессловесные истуканы.
Чтобы не пристрелили, крикнул им, что Артем и что к Мельнику. Приблизились к нему без доверия, обхлопали карманы его шутовского костюма, узнали вроде, но сами так и не сняли маски. Забрали наган. Повели служебными коридорами, чтобы не смущать воздушноголовых здешних граждан.
Но вели не к Мельнику.
В какую-то каморку дверь. Решетки. Охрана.
Завели, в спину толкнули зло, как не свои.
А там – радость!
Все живые: Леха, Летяга, Гомер. И даже еще почему-то Илья Степанович.
Похвалили Артема за то, что и он не умер, и за то, как посвежел, и за то, какой стал нарядный. Посмеялись. Обнялись.
Выяснил: всех сгребли там еще, на Цветном. Две станции ведь всего до Полиса, вот кто-то из бойцов поехал девок щучить и опознал – и Летягу, и Леху. Гомера с никчемным Ильей взяли до кучи: вместе ужинали, не успели вовремя расстаться.
– Ну а ты – где?
Артем помолчал. Собрался. Посмотрел с сомнением на Илью Степановича, известно чьего прихлебателя. А потом понял: такое ни от кого нельзя держать в тайне. Тайны – это их оружие, а Артемово – говорить, как есть.
Вывалил на них. Все.
Бункер, кабак, салаты, штофы, жирную пьянь в костюмах, антибиотики, воскового Сталина, электричество несгораемое, бутылки нерусские, – и за ними: дерганых марионеток, войны дураков, липкую ласку спецслужб, нужный голод, нужное людоедство, нужные схватки в слепых туннелях. Нужных и вечных Невидимых наблюдателей.
Им рассказывал – и себе. И удивлялся тому сам, как все выстраивалось, каким ладным казалось. Ничего бесполезного не было в этом бессоловском здании, ничего необъяснимого. Все вопросы получали ответ. Кроме одного: за что?
– То есть… Пока мы тут говно жуем… Они там… Они там – саъатики? – сипло от накатившей ненависти пробормотал Леха. – Водочку иностъанную? Мяско, навеъное, посвежей нашего… А?
– И не доедают. Тарелки, полные объедков, стоят. И там… Они ведь, наверное, и тогда жрали. Жрали в те самые минуты, когда мы вместе со всеми… На Комсомольской… Под пули.
– Бъяди, – сказал Леха. – Вот бъяди-то. И медицина, говоъишь?
– Видишь же сам? Меня вот… На ноги поставили. Не знаю, надолго ли. Но! Понимаешь?
– Вижу. А у нас тут дъугая медицина, да? Такая: за яйца схватят чеъовека и скажут ему: поъзи, чеъовек, на къадбище сам. А то мы тебе с твоим ъаком все равно ничем помочь не можем. Вот с нами, значит, так. Ну не бъяди?
Гомер стоял безмолвно. Он в такое не мог поверить с той же готовой скоростью, что и Леха.
– А почему с нами-то, как с говном тогда?! – спрашивал апостол. – Если в говне, то пускай все уже в говне! А не то, что одни – будут в нем по шею, а другие – саъатики ножичком пийить! А где бункеъ-то? Затопить его, может, а?!
– Мне мешок на голову, когда оттуда… Ну а туда я вообще без сознания… Не знаю, где.
– А я бывал там. В музее этом, – сказал Гомер. – Еще до войны бывал. На экскурсии. Полное название у него было тогда – «ЗКП Таганский». Защищенный командный пункт. Таганский – потому что на Таганке прямо. Один вход с улицы был. Переулочки старомосковские, рядом с Москва-рекой. Особняки старые. И один такой особняк, двухэтажный – на самом деле муляж. Нам тогда объясняли, что за стенкой – бетонный колпак, лифтовую шахту от бомб прикрывать. Двадцать этажей вниз – и там этот бункер. И да, все, как ты описываешь. Неон, ресторан, ремонт.
– Но как в метро-то они попадают?
– Там был выход. Даже не один. И на станцию, на Таганскую как раз, и в туннель, на Кольцевую.
– Таганская… Это ведь от Комсомольской в двух станциях всего… – проговорил Артем. – В двух. Неужели они не слышали криков? Если мы даже наверху их слышали?
– Невидимые наблюдатели… – покачал головой Гомер. – Лучше б Изумрудный город правдой оказался.
– Их оттуда можно вытряхнуть! – горячо сказал Артем. – Выбить их, выгнать в метро. Людям предъявить этих гадов. Пускай сами сознаются, Бессолов пускай сознается, что они нам врали столько лет. Пускай скажут, что мир наверху есть, что мы тут, внизу, только зря дохнем. Приказ пусть своим отдадут, чтобы глушилки отключили. Это все реально провернуть! Охраны там мало. Только понять бы, как внутрь попасть…
– А откуда жъатвы у них стойко? – спросил Леха.
– Склады. Гохран. Но, думаю, и из метро берут. От Ганзы… Ганза же в кармане у них! Все в кармане. Красные им заключенных на стройки гоняют, Ганза кормит, Орден вот… Подчищает. Ты об этом знал? А, Летяга?
– Нет, – тот смотрел мимо Артема, в стену.
– А Мельник?
– Не думаю.
– Надо сказать ему!
– Скажешь еще. Будет возможность.
– Он с тобой говорил? Ты его видел вообще?
– Видел. Будет трибунал. То есть он сам и решит. А Анзор подмахнет. Дезертирство. Вообще-то полагается мне за такое… И Лехе. Его же как бы приняли к нам. Так что и отвечать. Ну и тебе теперь. Знаешь, что полагается. Вышка.
– Йично меня мама не дъя этого ъожаъа. Она мне бойшое будущее, между пъочим… – сообщил Леха.
– А с тобой что? – спросил Артем у Гомера. – Тебя они чего взяли?
– Как свидетель прохожу, – пожал плечами тот. – Что я? Мельник и не помнит меня. Может, отпустят.
– Свидетель, – повторил Артем. – Свидетели, думаешь, нужны ему? Я тоже не то что дезертир. Если мы не убедим его… Если заартачится… Всем кирдык.
– А Илья?
Артем обернулся, посмотрел на Илью Степановича. Тот сидел на холодном полу, не спускал с Артема глаз. Пересеклись взглядами – очнулся:
– Это правда все?! Про Рейх?.. Про Евгения Петровича?.. Про его дочь?!
– Был конверт с фотографиями. Я сам в руках держал. И вот Бессолов сказал. Думаю, правда.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
