— Я все расскажу тебе позже, — сказала Анника, многозначительно посмотрев в сторону детей.
— Тогда у нас действительно есть реальная возможность купить квартиру, — сказал он.
Анника встала, чтобы взять соус, а Томаса охватило головокружительное ощущение какой-то иной, непостижимой, реальности. Анника — маленькая зеленая женщина с другой планеты. В ней нет ничего мягкого, податливого или уступчивого. Это она его жесткая сердцевина, его надежная опора. Ее почти невозможно сломить, она — как праматерь, но если она исчезнет, то вместе с ней исчезнет целый мир.
Мысль ударила его как током.
Такой, как Анника, нет больше нигде в мире.
Это прозрение сжало горло, и Томас ощутил странное томление, которое, наверное, и есть счастье.
* * *
Анника сидела перед кабинетом Андерса Шюмана, всем телом ощущая слабость и упадок. Она медленно скользнула взглядом вдоль стен длинного коридора подвального этажа. До ее слуха доносился приглушенный шум редакции. Дневная смена ушла домой, а вечерняя, бодро гудя, только приступала к работе. Мигающие светильники в коридоре отбрасывали пляшущие пятна света на пол.
Это ее рабочее место, то место, где она чувствует себя как дома.
— Можешь войти, — сказала одетая в пальто секретарша Шюмана, выходя из своего отсека и запирая дверь.
Анника, дрожа, встала, вошла в кабинет шеф-редактора и аккуратно закрыла дверь.
Шеф-редактор сидел за столом и читал какую-то бумагу. Лицо его было багровым, шея блестела от пота.
Неловко шагая, она подошла к столу и заглянула в бумагу. Естественно, это была ее статья. Она села на стул, выпрямила спину и застыла.
— Чем ты занимаешься? — спросил он, не отрываясь от листа и стараясь всем своим видом показать презрение.
Она посмотрела на него, продолжая испытывать слабость и безмерную усталость.
— Я написала статью, которая завтра должна быть в газете, — сказала она бесцветным голосом.
Шюман взял со стола ручку и постучал ею о лист со статьей.
— Возможно, для тебя это будет новостью, но пока я отвечаю за выпуск газеты, — сказал он. — Это я решаю, что будет опубликовано в ней, а что — нет.
Анника с трудом проглотила слюну.
— И?..
— И я говорю: нет, — ответил он.
Аннике потребовалось большое усилие, чтобы не измениться в лице.
— Тогда я пойду в другую газету.
— Ты не сможешь этого сделать, — сказал Андерс Шюман.
— Смогу, несомненно смогу, — торопливо возразила Анника. — «Рабочий» не испугается. В пятидесятые годы они публиковали статьи Вильгельма Муберга о загнивании судебной системы, так что они возьмут и мою статью.
— Я запрещаю тебе это делать.
— Право на свободу выражения, — сказала Анника. — Ты когда-нибудь об этом слышал? О свободе слова, о демократии? Если мой основной заказчик, газета «Квельспрессен», отказывается печатать написанную мной статью, то я имею право обратиться в другую газету.
Она почувствовала, как удары сердца отдаются в ушах, физически ощутила, как атмосфера наполняется сомнениями и отчужденностью Шюмана. Несколько секунд оба молчали.
— Сегодня у меня был очень неприятный разговор, — сказал он наконец. — Кто такая София Гренборг?
Пол разверзся под ногами Анники, она тяжело задышала, чувствуя, как с лица схлынула кровь.
— В чем дело? — спросила она.
— Откуда ты ее знаешь?
— Это… коллега моего мужа.
— Ага, — произнес Шюман, в глазах его сверкнул недобрый огонек. — Она сотрудничает с твоим мужем. И насколько тесно?
В голове завертелся вихрь мыслей, но Анника сумела взять себя в руки.
— Она позвонила сюда? — спросила Анника, слыша, как срывается ее голос.
— Нет, — ответил Шюман, — не она. Позвонил ее шеф из объединения областных советов. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Во рту у Анники пересохло, она смогла лишь отрицательно покачать головой.
— Мне сказали, что ты позвонила в несколько отделов объединения и наговорила много разных вещей об этой женщине. Это правда?
Анника с трудом перевела дыхание.
— Я получила кое-какие намеки, — сказала она.
Андерс Шюман кивнул, опустил взгляд на стол и побарабанил по нему ручкой.
— Хорошо, — сказал он. — Ты получила какие-то зыбкие сведения о том, что эта женщина уклоняется от уплаты налогов, является правым экстремистом и растратчицей казенных средств?
Анника крепко ухватилась за подлокотники стула. Разговор явно принимал неожиданный оборот.
Она кивнула.
— Насколько тесно твой муж с ней сотрудничает?
— Насколько я знаю, не особенно тесно. Они просто входят в одну рабочую группу.
— Задерживаются после рабочего дня? Он стал поздно возвращаться домой?
Анника вытянула шею.
— Иногда да.
В комнате снова наступила тягостная густая тишина. Анника судорожно сглотнула.
— В объединении областных советов раскопали всю твою подноготную, — медленно и раздельно произнес шеф-редактор. — Они поняли, что все это всего лишь клевета. Правда, они все же уволили эту женщину. И знаешь почему?
Анника смотрела на Шюмана в полном смятении и недоумении. Эту бабу уволили? Она получила пинок под зад? Она исчезла?
— Весной должно состояться их слияние с объединением общин, — сказал шеф-редактор, и в голосе его прозвучали ледяные нотки. — Они любой ценой хотят избежать клеветнической кампании в «Квельспрессен», и именно теперь малейшее недоверие к объединению может испортить результат напряженной четырехлетней работы.
Шеф-редактор не мог больше спокойно сидеть на стуле. Он встал, прошелся по кабинету, потом приблизился к Аннике и склонился над ней.
— Ты думаешь, я ничего не понимаю? — сказал он. — Она стала слишком близка с твоим мужем, не так ли? Насколько близка? Они трахались в твоей постели?
Анника зажала ладонями уши и закрыла глаза.
— Замолчи! — крикнула она.
— Как ты посмела это сделать?! — закричал он ей в лицо. — Как ты могла использовать свое служебное положение в газете для своих чертовых целей?
Анника опустила руки и открыла глаза.
— И это все, что ты можешь сказать? — глухо спросила она.
Лицо Шюмана исказилось от гнева и негодования. Он впился взглядом в глаза Анники, словно ища в них объяснения.
— Ты никуда не пойдешь со своей статьей, — решительно произнес он, выпрямился и направился к столу. — Как только статья покинет пределы редакции, я пойду в полицию и напишу на тебя заявление.
