— Мне нужно возвращаться в Иерусалим.
— А зачем, Габриель? Чтобы бродить с потерянным видом по Старому городу вместе с туристами? Лучше съезди и навести девушку. Посиди с ней, поговори. Как знать? Вдруг тебе понравится?
— Когда мне будет позволено уехать из страны?
— Скажу тебе как профессионал профессионалу: нигде, кроме Израиля, ты в безопасности не будешь.
— Я хочу вернуться домой.
— Твой дом здесь, Габриель!
Но Габриель лишь задумчиво покачал головой.
— Что я тебе такого сделал, Габриель? Почему ты так ненавидишь свой народ и свою страну?
— В моем сердце нет ненависти. Просто здесь я никогда не обрету покоя.
— Значит, хочешь вернуться в Европу? К своим картинам и краскам? Сделай мне одолжение, Габриель, — уезжай на несколько дней из Иерусалима. Возьми машину и поезди по стране — твоей стране, между прочим. Попробуй узнать ее получше. Возможно, увидишь такое, что тебе понравится.
— Что-то неохота. Я бы предпочел оставаться в Иерусалиме, пока ты не отпустишь меня на свободу.
— Чтоб тебя черти взяли, Габриель! — Шамрон с такой силой ударил кулаком по столу, что зазвенели приборы. — Последние несколько лет своей жизни ты занимался реставрацией, и кажется, отреставрировал все на свете, кроме самого себя. Ты восстанавливал картины и парусные лодки. Ты восстановил репутацию офиса. Ты помог восстановить душевный покой Жаклин и Джулиана Ишервуда. Ты даже Тарика в своем роде восстановил: помог ему, так сказать, вернуться на землю предков — ведь это с твоей подачи мы похоронили его в Верхней Галилее. Так что настало время восстанавливаться самому. Уходи с конспиративной квартиры! Живи полной жизнью, пока не стал стариком вроде меня!
— А твои ищейки?
— Я приставил к тебе своих людей для охраны.
— Дай им увольнительную.
Шамрон выпятил челюсть.
— Очень хорошо. Считай, что теперь ты сам по себе.
Направляясь к Иерусалиму, Габриель думал, что у старика все складывается на редкость удачно. Лев и другие его недоброжелатели ушли или готовились покинуть свои офисы, Тарик убит, а репутация службы как высококлассной боевой организации восстановлена. Неплохие результаты для нескольких недель работы, Ари. Очень даже неплохие.
* * *
Сначала Габриель подался на юг; проехал по тощим неплодородным землям пустыни Негев, рельеф которой изобиловал подъемами и крутыми спусками, а потом повернул к Эйлату и Красному морю. Он провел день, валяясь и загорая на пляже, но покоя так и не обрел, вскочил ближе к вечеру в машину и помчался по скоростному шоссе в северном направлении, пересек западную часть пустыни Негев, доехал до Беершебы, а оттуда по черному гудронному хайвею покатил по просторам Иудеи и в конце концов добрался до Западного берега.
По пути что-то толкнуло его изменить курс, съехать с шоссе и подняться по извилистой, как змея, дороге восточного склона горы Масада, проехать мимо руин возведенной там в незапамятные времена древней крепости. Он не захотел придерживаться привычного туристского маршрута, по причине чего к Мертвому морю не поехал, зато посетил Хеврон и Янину, где несколько часов бродил по арабским рынкам. Ему хотелось, чтобы Шамрон видел его в ту минуту, когда он торговался с облаченными в белые каффии арабскими купцами под пристальными взглядами черноглазых ветеранов интифады.
Он проехал по Израильской долине и притормозил у ворот огороженного стеной фермерского поселка, находившегося за городской чертой Афулы у дороги в Назарею. Это был поселок, где он провел детство. Он даже хотел туда заехать, но усилием воли заставил себя остановиться. К кому ехать? Зачем? Его родители давно уже умерли; даже если бы он каким-то чудом встретил там человека, который бы его узнал, он все равно не смог бы рассказать ему о себе правду и ему пришлось бы лгать.
Он двинулся дальше к северу. Когда он въезжал в пределы Галилеи, на холмах по бокам дороги полыхали огнем алые головки диких маков. Объехав Галилейское море, он поднялся к древнему городу Сафеду, а оттуда покатил к Голанским высотам. Припарковав машину у дороги рядом с палаткой пастуха-друза, он полюбовался закатом над просторами Галилеи. Впервые за долгое время он испытал непривычное чувство, сходное с покоем. Или даже умиротворение.
Он снова сел в машину и поехал по Голанским высотам к кибуцу, находившемуся у местечка Кирият Шемона. Стояла ночь с пятницы на субботу. Габриель вошел в общественную столовую, чтобы вкусить пищу Шаббата, и присел за стол с людьми из кибуца. Это все больше были фермеры и сельские труженики с загорелыми лицами и мозолистыми руками. Некоторое время они не обращали на него никакого внимания, но потом один из них — пожилой человек — спросил, как его зовут и откуда он родом. Он назвал свое имя и сказал, что родом он из Иерусалимской долины, но давно уже там не живет.
Утром Габриель пересек на своем автомобиле плодородные земли прибрежной равнины и поехал на юг вдоль побережья Средиземного моря, посетив Акко, Хайфу, Цезарею и Нетанью, — и ехал до тех пор, пока не оказался в курортном городке Херцлия.
Она сидела на террасе и, опершись о перила, наблюдала за тем, как садилось в море солнце. Дувший с моря легкий бриз играл прядками ее черных волос. Она носила широкую белую блузку и черные очки в том стиле, который предпочитает женщина, если не хочет, чтобы ее узнали.
Габриель стоял на пляже и ждал, когда она его заметит. Так в скором времени и случилось. Ведь ее учил сам Ари Шамрон, а все без исключения ученики великого Шамрона обязательно задержали бы взгляд на силуэте человека напротив их дома.
Когда она наконец его увидела, на ее губах появилась улыбка, которая, впрочем, в следующий момент растаяла. Она подняла руку и приветствовала его осторожным движением человека, сжигаемого тайным внутренним огнем. Габриель опустил голову и медленным шагом двинулся к дому.
* * *
Они пили на террасе ледяное белое вино и болтали обо всяких пустяках, старательно избегая самой животрепещущей темы: последней операции и всего того, что с ней было связано. Габриель поведал ей о своем путешествии. Жаклин сказала, что с удовольствием бы к нему присоединилась, но потом извинилась за свои слова. Сказала, что не имела права этого говорить.
— Итак, зачем ты приехал сюда после всех этих недель, Габриель? Ты ничего не делаешь просто так, без причины.
Он сказал, что ему необходимо узнать, как интерпретировал это дело Тарик, когда разговаривал с ней по пути от канадской границы к Нью-Йорку. Она стала пересказывать ему версию Тарика, поглядывая время от времени в сторону моря, где на волнах лежали отблески взошедшей на небо луны. Габриель слушал очень внимательно, вопросов не задавал и никак иначе от рассказа ее не отвлекал. Когда она закончила, он в который уже раз попытался представить себе картину происшедшего в целом, но ему никак не удавалось втиснуть некоторые элементы этой головоломки в отведенные им места. С точки зрения Габриеля, это походило на незавершенную живописную работу или серию нотных комбинаций, которые упорно не хотели выстраиваться в законченное музыкальное произведение. Жаклин предложила Габриелю остаться на обед, но он ей солгал: сказал, что в Иерусалиме его ждут неотложные дела.
