слезы. Ему пришлось сделать глубокий вдох, и только после этого он ответил:
— Дедушка Туан, вы должны знать, что произошло в замке вчера вечером, когда я туда вернулся.
К тому моменту, когда Жюстен закончил свой жуткий рассказ, в лице старика не осталось ни кровинки. Он откинулся на спинку плетеного кресла, зажмурился.
— Господи, какая мерзость! — воскликнул он.
Старый мельник медленно покачал головой. Он думал о крошке Жермен, тоже ставшей жертвой надругательства, — Жюстен передал ему слова внучки, Элизабет. Даже если он и не знал девушку лично, представить, что той пришлось пережить, было несложно. Сопереживал он и Жюстену, нашедшему свою лошадь убитой, и Роже, чудом спасшемуся от неминуемой смерти.
— Дедушка Туан! — нарушил молчание Жюстен. — Как вы себя чувствуете? Простите, но я просто не мог не спросить.
— Все хорошо, мой бедный мальчик, все хорошо… Ты правильно сделал. Слава Богу, ты жив и ты стоишь передо мной. Этот старый безумец мог тебя убить. Увы! Если эти последние злодеяния можно списать на сумасшествие, то былые — нет. Он преследовал Катрин, снедаемый противоестественной страстью, пытался сжить со свету моего Гийома…
— Доктор Фоше до обеда остается в замке. Я рассказал ему про Лароша всю правду. Он расстроился, поначалу отказывался верить. А потом настоял, чтобы подписать свидетельство о том, что причиной самоубийства его давнего друга стало сумасшествие. Лароша похоронят в семейном склепе.
Антуан выпрямился в кресле, посмотрел на Жюстена своими голубыми, такими же ясными, как у Элизабет, глазами.
— Мой мальчик, какая разница, где упокоится этот монстр в человечьем обличье, — сказал он. — Мне даже дышится легче, когда я знаю, что его больше нет. Засыпая, я больше не буду вспоминать, сколько горя он нам причинил. А ты? Что ждет тебя? Было бы большой несправедливостью, если бы ты лишился наследства.
— Этого не случится. Я узнал это от Алин, которая совсем притихла, поутру собрала вещи и ушла. Что касается намеченной свадьбы — все верно, даже объявление в церкви вывешено. Но это не беда, уберут. Она призналась, что мечтала стать хозяйкой поместья. Остальное — вранье. Ларош не успел исполнить свои угрозы, и мы с Элизабет — законные наследники, в равных долях.
— Значит, теперь ты — хозяин всего, — заметил Антуан.
— Да, «полновластный хозяин на борту», как капитан на корабле. Жандармы увезли Алсида, его посадят в тюрьму, потом будут судить. Я рассчитал Сидони, как она ни стенала. Ее обвинять не будут. Бригадир рассудил, что она обманывала меня из страха и алчности. Старика Леандра и Ортанс я оставил, они хорошие люди. Марго тоже может остаться, если захочет. Страшно подумать, что было бы с Роже и со мной, если бы не она!
— Остается только написать Элизабет в Нью-Йорк длинное письмо. Она имеет право знать о случившемся. Налей-ка мне еще сидра, мой мальчик! Что-то в горле пересохло.
И Жюстен снова выпил ясеневого игристого напитка, наконец почувствовал себя лучше, улыбнулся.
— Может, я не расскажу ей всей правды, дедушка Туан. Вчера, когда шли допросы, я горько пожалел, что рассказал при всех про изнасилование Элизабет и Жермен. Это постыдный факт для любой женщины. Но, как по мановению волшебной палочки, никто из прислуги, даже Алин, ни словом об этом не обмолвились. Говорили, что хозяин злился без причины, обращался с ними очень грубо, изводил жестокими капризами, чуть что — запугивал.
— Видит Бог, я тебя понимаю, — кивнул Антуан. — Буду денно и нощно молиться, чтобы это осталось в тайне.
— И я не начну письмо, пока не разыщу кобылу Элизабет с жеребенком.
Леандр сказал, что хозяин продал ее одному барышнику в Руйяке. У меня хорошие шансы выкупить обоих на ближайшей ярмарке. Лошади породистые, и они мне очень дороги.
Последние слова Жюстен произнес с неуместной в этой ситуации пылкостью.
— Господи, ты до сих пор так ее любишь! — констатировал старый мельник. — И поездка в Америку ничего не изменила.
— Изменила, дедушка Туан! Это была радостная встреча. Но чувство, которое мы друг к другу питаем, отныне — любовь между братом и сестрой, дядей и племянницей.
— Надеюсь на это, Жюстен!
После этой спасительной лжи Жюстен вздохнул свободнее. И резко вскочил на ноги.
— У нас есть тема повеселее! — объявил он. — У меня в сумке подарки из Нью-Йорка и фотографии. Сейчас принесу!
Антуан Дюкен сердечно ему улыбнулся. В зарослях боярышника распевал дрозд, на темной воде бьефа танцевали солнечные блики. В теплом воздухе растекался запах цветущей липы и другой, потоньше, — свежескошенного сена.
«Худшее позади, — подумал старик. — Господи, подари мне еще одно лето!»
19. Любовь без будущего
Дакота-билдинг, вторник, 6 июня 1905 года
В восемь утра Эдвард Вулворт, сидя за рулем собственного автомобиля, медленно выезжал из внутреннего двора Дакота-билдинг к воротам. Сидящая рядом Элизабет поправляла шляпку и шелковый шейный платок.
— Я вышла из дома с тяжелым сердцем, па, — призналась она. — Сил нет смотреть, как плачет Антонэн, когда я ухожу. Но не бросать же мне из-за этого медсестринские курсы?
— Нет, конечно, дорогая, — отвечал финансист. — Я все равно отвез бы тебя в больницу Маунт-Синай, сколько бы он ни плакал. По крайней мере, ты получишь профессию. Удача изменчива, люди богатеют и разоряются в считаные дни.
— Па, если у тебя финансовые проблемы, скажи! Я могу обойтись без денег, которые ты ежемесячно мне даешь. У меня есть дом, еда, одежда. И по этому, последнему, пункту я уже просила ма быть поэкономнее.
— Не беспокойся, Лисбет. О разорении речь не идет. Потери на бирже, ничего серьезного.
— Но шале в Скалистых горах пришлось продать.
— Ты в курсе? Мейбл совершенно не умеет хранить секреты.
Привратник поприветствовал их жестом, открыл ворота. В тот же миг во двор въехал почтальон на велосипеде. И замахал рукой, увидев на переднем сиденье Элизабет.
— Миссис Джонсон, вам телеграмма! — крикнул он.
— Спасибо! — отозвалась молодая женщина, принимая сложенный и запечатанный листок бумаги.
Сердцебиение ее участилось. Она чувствовала, что это послание от Жюстена. Элизабет прочла адрес на обороте. Действительно от него!
— Вскрывай! — посоветовал ей Эдвард.
— Чуть позже, па. Нам надо чуточку ускориться, иначе я опоздаю.
Он подчинился, заинтригованный внезапной нервозностью дочки. Элизабет задышала чаще, пальцы судорожно сжали прямоугольник бежевой бумаги.
— А что со свадьбой? — спросил он радостным тоном, желая ее ободрить. — Ты словом об этом не обмолвилась. Вы с Анри выбрали дату? Если нет, это можно будет обсудить в воскресенье, на пикнике в Сентрал-парке.
— Я бы непременно попросила вас с ма прийти, если бы обсуждалось что-то настолько
