— Ничего. Просто я люблю вас.
51
На допросе Чекалин повел себя совсем не так, как его приятель Тверитин. Чуть ли не в самом начале он решительно заявил:
— Начальники, имейте в виду, я владею крутой политической информацией. Везите меня в Москву, потому что я вам не по зубам.
— Вот это мне нравится, — отреагировал я. — Прямо и открыто, без всяких там околичностей. А за наши зубы ты не беспокойся, Чекалин, они и не такую информацию выдерживали. Излагай по пунктам, посмотрим, что мы сможем для тебя сделать.
Услышав свою фамилию, он замер и некоторое время соображал, что бы это могло для него значить. Потом медленно вздохнул и спросил:
— Значит, вы на меня нацеленно вышли, так, что ли?
— Дружок у нас твой сидит, — объяснил я. — Андрюша Тверитин. Знаешь такого?
— Андрюха скорее язык проглотит, — сказал Чекалин. — Эх, ведь чуяло сердце-то…
Он с досады покачал головой.
— Чувствовал я, что тут какой-то подвох есть, клянусь! Деньгами купился, козел старый, да на дом родной захотелось посмотреть. Вот и посмотрел.
Он закурил сигарету и, выпустив первую затяжку дыма, спросил:
— Что, голуби, кончать меня будете?.. При попытке к бегству?
Такая постановка вопроса показалась мне неожиданной, но Слава сообразил сразу.
— Так ведь как посмотреть, — сказал он. — Кому-то ты кость в горле, а кому-то и козырный туз в рукаве. Как себя поведешь еще.
— Правильно поведу, — сказал он. — Мне дергаться смысла нет, я не пацан. Шесть лет в комитете оттрубил.
Я кашлянул и сугубо официальным тоном задал вопрос:
— Гражданин Чекалин, признаете ли вы свое участие в убийстве капитана милиции Ратникова в марте прошлого года?
— Ну ты даешь, — усмехнулся Чекалин. — Сразу весь банк взять хочешь, да? Ты мне сначала посули чего-нибудь, а потом вопросы задавай.
— Посулить? — переспросил Грязнов, сощурившись. — Ты еще торговаться будешь, гнида? Ты маленьких детей ножом колол, а мы тебе чего-то еще посулить должны, да?
— Спокойно, — поднял руки Чекалин. — Не заводись, командир, не надо… Я тоже заводной, понимаю твои чувства, но все хорошо в меру. По тому убийству дело закончено, и юридически вы ко мне никаких претензий предъявить не можете.
— Следствие возобновлено по вновь открывшимся обстоятельствам, — сказал я авторитетно. — Так что оставим в покое юриспруденцию и поговорим о фактах. Хочешь, чтоб мы организовали твое опознание?
Я бессовестно блефовал, но по-другому и не мог. Некому уже было опознавать Чекалина с Тверитиным, все свидетели благодаря стараниям нашего славного друга Бэби отошли в мир иной, но сами бандиты знать этого не могли, и мы этим пользовались. Чекалин изменился в лице:
— Тоже не хилый вариант, если подумать. Майор, который нас на дело приказом направлял, давно уже покойник, так что я всегда могу сослаться на его своеволие. Ну получу я свой червонец, и что?
— За убийство малолетних детей — червонец? — усмехнулся Грязнов.
— Да хватит тебе про детей-то! — рявкнул сердито Чекалин. — Никто не хотел их убивать, неужели не понятно!..
— Довольно об этом, — вмешался я. — Хотел — не хотел, это суд будет решать, не мы. Нам же надо определить, что за сволочь вас на этого капитана навела и с какой целью?
— А вот это уже разговор другого масштаба, — бросил Чекалин весело. — Хотел бы я знать, что вы можете мне предложить?
— Давай серьезно, Чекалин, — я старался говорить как можно убедительнее. — Этот большой человек о твоем аресте еще ничего не знает, но что будет, когда он узнает?
— Тогда и начнется самая торговля, — ввернул Чекалин уверенно.
— Или проволочная петля в тюремном туалете, — возразил я.
Он бросил на меня быстрый взгляд, по которому я понял, что и этот вариант не является для него открытием.
— На вас, ребята, надеюсь, — сказал он. — Ежели вы меня из самого Ирана вытащить сумели, значит, очень я вам нужен.
— И мы тебе тоже, — сказал Грязнов. — Ты учти, козел, что ведь мы с твоим большим человеком и договориться можем.
Он устало потер пальцами глаза, проморгал, я и спросил:
— Ну и что вы от меня хотите?
— Фамилию твоего большого человека, — спросил Грязнов.
— Ну, с этим торопиться не следует, — сказал Чекалин.
— Опоздать можешь, — бросил Грязнов. Чекалин усмехнулся.
— Ну что вы насели на меня сразу с первого допроса? Дайте освоиться, оклематься, с соседями по камере потолковать. Короче, поехали, ребята, в Москву.
Грязнов посмотрел на меня понуро, и я кивнул.
— Пойду распоряжусь о машине с конвоем. Он вышел, а Чекалин промолвил ему вслед:
— Вот это дело.
— Значит, не назовешь нам фамилию? — спросил я.
— Не назову, — покачал он головой. — Сами попробуйте отгадать.
— Подумаешь, бином Ньютона, — фыркнул я. — Тут и угадывать особенно нечего. Соснов Вадим Сергеевич.
Он медленно затянулся, тонкой струей выпустил дым, улыбнулся и спросил:
— Еще варианты у вас имеются?
— Игра твоя, Жорик, шита белыми нитками, — отвечал я уверенно. — Теперь мы просто подставим тебя под испуганную реакцию господина Соснова, и не надо будет ничего доказывать, предъявлять, убеждать. Ты получишь свое, а он получит свое.
— Сука ты беспринципная, — бросил Чекалин, улыбнувшись.
— У вас, принципиальных, научаюсь, — отреагировал я. — Наседать не буду, но когда ты подумаешь, то поймешь, что один у тебя шанс — нам все рассказать. Все остальные возможности только по дороге на кладбище.
— Ладно-ладно, — сказал он. — Я все-таки подумаю. Пришел Грязнов с конвоем, на Чекалина надели наручники и вывели, чтобы погрузить в спецмашину.
— Можно отправлять? — спросил старший конвоя.
— Отправляйте, — Грязнов махнул рукой. Нашего арестованного увели, и Грязнов спросил:
— Вышло что-нибудь? Я вздохнул.
— Не укладывается у меня это в голове, — признался я. — Все факты вроде против него, а не укладывается.
— Ты о чем? — спросил Грязнов с интересом.
— Да Соснов это, — объяснил я. — Вадим Сергеевич. Помнишь, комитет законности при Верховном Совете? Он и есть.
Грязнов медленно достал сигарету, размял ее по привычке, закурил.
— Что у тебя на него есть?
