не совсем, — задумчиво ответил он. — Мне снились дети, наши дети.
— Просто плохой сон после дороги, — сказала я, взяла флягу с водой и поболтала — камешек был на месте. — Забудь.
О детях до этого мы не говорили никогда. Слишком сложно всё это было: неизбежный расовый вопрос, неизвестный срок моей жизни. Регулярно я посещала прошлый мир — пока там всё оставалось без изменений, Роза Шаэрраведда всегда была при мне, но сам факт того, что я могу уйти в любой момент не позволял даже думать в сторону детей. Меня всё устраивало, и до последнего времени я была уверена, что Иорвета всё устраивало тоже. Однако сны о детях не уходили, снились ему почти каждый день.
Мы вернулись в дом у мельницы на зиму и через некоторое время оказалось, что он прав.
— Твой камень не действует на изнанке! — потрясённо воскликнул Иорвет, когда я сообщила ему новость.
Я ожидала чего угодно: взрыва, отрицания, но не того, что он обрадуется, как мальчишка, с утроенной скоростью начнёт обставлять дом, опустошая наши счета в банках, и хлопать надо мной крыльями, будто я в миг стала стеклянной. Слух распространился по Фен Эате мгновенно. Мона, на правах молодой матери считавшая себя авторитетом, взяла меня в оборот. Выписала к Йуле эльфийскую лекарку из Дол Блатанна, которая приложила руки к моему животу, вынесла вердикт и выдала полдюжины мешочков с травами.
— Иорвет, я не больная, я всего лишь беременная! — воскликнула я, пробежав после приёма лекарки под градом от дома Моны до нашего и выслушав тираду о безопасности и осторожности.
— Ни разу за всё наше знакомство я не относился к тебе, как к слабой или больной, Яна, — серьёзно сказал Иорвет. — Но сейчас это не только твоё дело — ты носишь моего ребёнка!
— Детей, Иорвет, детей… — сказала я, снимая накидку.
Он побледнел, будто готов был упасть в обморок, подхватил меня под локоть, и я не вполне уверена, кто кого вёл к очагу.
— Нам надо расширить дом, — пробормотал он.
***
Шани приехала из Оксенфурта в конце мая, когда подошёл срок, и твёрдой рукой навела в доме порядок, поручив мятущемуся Иорвету три тысячи неотложных дел. Потом принялась за меня, пока я проклинала средневековье и отсутствие эпидуральной анестезии и причитала, что не для того я попала в этот мир, чтобы так страдать.
Но как и всё, что имеет свой срок, и это прошло. Иорвет, помогающий Шани, уложил детей мне на грудь.
— Принимай! Мальчик и девочка, — объявила Шани и, переглянувшись с Иорветом, добавила: — Ладони детей я обработаю позднее.
Я кивнула, особо не задумавшись о её словах, медичка тактично вышла. Иорвет склонился ко мне и с восторгом рассматривал детей, словно инопланетян.
— Это первая рыжая эльфийка с таким цветом волос, которую я вижу в своей жизни! — воскликнул он, прикоснувшись губами к темечку дочери с тонкими, медно-рыжими волосами.
Волосы брата были тёмными, как у самого Иорвета.
— Потому что она полуэльфийка и получеловек, — прошептала я. — Мой дед был рыжим… Я никогда не знала об этом — он же был седой, хоть и весь в веснушках, а поняла потом.
— Нет. Мои дети — настоящие эльфы, — произнёс Иорвет. — Посмотри на их уши!
— А что бы ты делал, если бы у них оказались другие уши, ты, эльфийский расист? — рассмеялась я.
— Мои дети по-любому были бы настоящими эльфами, — убеждённо заявил Иорвет. — С любыми ушами.
***
Воспаление на детских ладонях — у Ульяны на левой, у Гленна на правой — Шани лечила неделю, и, когда сошла краснота, проявились будто вытатуированные линии чёткого круга, разделённого на чёрную и белую половины. Каждый из детей получил на ладони полный знак Инь-Ян.
— Это всё из-за чёртовой изнанки! — волновался Иорвет. — Надо навестить Айонантаниэла и узнать, чем им это грозит.
— Узнаем, — успокаивала я. — Для нас изнанка стала подарком, а не проклятием…
— Я бы хотел, чтобы они были нормальными эльфами, прожили нормальную жизнь, как… — он замолчал.
— И как кто же? — усмехнулась я.
Иорвет не ответил — нормальной жизни эльфы не видели столетия, и нашим детям предстояло искать её самостоятельно.
***
Пару последующих лет я помню, как в тумане — работа финансовым консультантом на правительство Саскии, не говоря уже о ведьмачьих заказах, была гораздо, гораздо проще. Хотя урывками работать и даже путешествовать мы продолжали. Как-то я ждала Иорвета в трактире в Вергерберге после тяжелейшей встречи с Гвидо Джианкарди. Банкир-краснолюд из могущественной диаспоры Джианкарди, владеющей банками по всему Северу, в неформальной обстановке пытался выбить для банка особые привилегии. Размер предлагаемой им взятки впечатлял. Оставшись в одиночестве и рассеянно слушая разговоры с соседних столиков, я осознала, насколько давно не была одна, в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.
— Мир сошёл с ума, — услышала я позади. Обернулась: за столиком, заполненным пустыми кружками, сидели двое мужчин в долгополых купеческих сюртуках. — Чистокровные эльфы берут в жены скеллигских конунгш. Драконицы сидят на троне людских государств…
Один из купцов причитал, второй сокрушенно качал головой.
— Чародейки забыли палящий жар костров. Реданией правит стрыга. Куда это всё приведёт?
— Всё зло от баб, — поддакнул второй. — Только дай им волю!
— Я тебе скажу так, Вуфрик, — первый повысил голос. — Людям надо кого-то ненавидеть, иначе к чему стремиться, против кого дружить?
— О, за это не беспокойся. Не таким можно быть не только из-за формы ушей, — успокоил второй. — За что ненавидеть — найдём!
На пороге появился Иорвет, махнул мне рукой. На груди и на спине у него в переносках, сшитых по моему проекту, сидели и болтали ногами близнецы. Я поднялась из-за столика и, многозначительно глядя на купцов, надела перевязь с мечами.
— Да услышат тебя боги, Вуфрик! — сказал первый, пряча глаза.
***
Сложно было представить, насколько разными получились у нас дети. Ульяна — с солнечно-рыжими гладкими волосами, с зелёными, как у Иорвета, глазами, не давала спуску ни нам, ни всей детской округе Фен Эате. Её интересовали драки, палки,
