его ног на полу спеленатый Василий Боковиков, уцепил пятившегося от раскрытой двери Федьку Оборотова, спросил:
— По какому поводу паника? Прилетели?
— Кто прилетел, а кто залетел, — прохрипел Федька и, освободившись от хватки Чикина, плюхнулся на груду рюкзаков и замер, обхватив голову руками.
Вертолет нехорошо затрясло, и он боком потянул в сторону берега. В проеме двери совсем близко замелькали вершины столетних елей. Несколько мгновений винт почти бесшумно вращался по инерции. Лица людей до одинаковости смазало предчувствие неминуемого падения. Проценко, которого наклон вертолета отбросил почти на середину салона, вцепился в какой-то свисающий сверху трос и неожиданно для самого себя перекрестился. Шабалин, закрыв глаза, проворчал:
— Развязал на свою погибель…
В это мгновение двигатель снова врубился, вертолет выравнялся и, набирая высоту, потянул по направлению к дальнему концу озера, где среди сплошной стены деревьев обозначилась овальная прогалина около не то вытекающей, не то впадающей в озеро небольшой речушки.
— Не долетим! — крикнул из кабины второй пилот. — Бак пробила. Будем садиться. Если повезет…
Вертолет завис над прогалиной и стал медленно опускаться на заросшую высокой травой землю.
* * *
Под водой Василий оттолкнул от себя Домнича и, загребая одной рукой, вынырнул на поверхность. Вынырнул близко от лодки. Ледяная вода как-то сразу вернула его к жизни. Главное — вернула прежнее отчетливое, почти стереоскопическое зрение, так необходимое на охоте и в бою и которое не раз выручало его в самых критических ситуациях. Разглядев целящуюся в него Машу, он понял, что вот-вот может раздасться выстрел, но в это время вынырнувший неподалеку и сразу заоравший благим матом Домнич отвлек ее внимание.
— Ты что делаешь, гад?! Совсем уже! — захлебываясь и отплевываясь, кричал колотивший руками по воде Домнич. — Мужики вас сейчас убивать будут. В сапогах не доплыву… Мы тебя спасать, а ты стрелять… Теперь без всякого снисхождения… Помогайте, гады, а то так здесь и сдохнете!
— Лично я против тебе помогать! — крикнул Василий, подплывая к лодке и хватаясь за борт. — Пристрелить — тоже против, хотя очень хочется.
Повернул голову к Маше и тихо, чтобы слышала только она, сказал:
— Отец не одобрит, если узнает. Его судить надо.
— Почему ты с ними? — спросила Маша, не опуская ружья.
— А ты его спроси, — снова в полный голос стал объяснять Василий. — Подстрелили в спину какой-то пакостью, вырубили, связали, на борт и на Дальний лететь нацелились. Пришлось принимать срочные меры. А тут ты. Мать сказала, если с тобой что случится, она всех своими руками… Полностью ее поддерживаю в настоящем случае. Что, мотор отказал?
— Ага. — Из глаз Маши наконец потекли слезы.
— Место тут, девочка, такое. Все что угодно отказать может. Слышишь, керосинка ихняя тоже «зачихала». А я уже к бою приготовился, «калаш» у них реквизировал на случай самообороны.
Он закинул в лодку автомат, подтянувшись, перевалился через борт и сразу же сел на скамью, провожая взглядом потянувший к берегу вертолет.
— Интересно, куда это они? Наплевали и забыли? Или устраивать пикник на лоне природы? — поинтересовался он у подплывшего и ухватившегося за лодку Домнича.
— Будет вам пикник, будет и какава. Мало не покажется, — пообещал отплевывающийся, вконец обессилевший Домнич. — Развернутся только.
— Неверно оцениваете обстановку, гражданин местный начальник. На посадку они пошли. Судя по всему, на вынужденную. Твоя работа? — улыбнувшись, спросил он Машу.
— Я, чтобы улетели. В хвост…
— Молоток! Как бы сказал наш старлей: «выстрел ценою в несколько жизней». Имеется в виду, твоя и моя. А там будем поглядеть.
Он подобрался к мотору, жестом попросил Машу пересесть, снял с мотора капот и, рассматривая его внутренности, стал вразумлять вцепившегося в борт мертвой хваткой Домнича:
— А ты, если пожить еще маленько желается, крепче держись. В лодке твои сапоги не поместятся, перевернемся еще. До берега тебя подгребем. А там хочешь — сиди, хочешь — бреди в направлении, где они приземлились. Говорят, места тут такие, не разбираются, кто плохой, кто хороший. Вот, спрашивается, какого хрена… Извини, Маша. Какого он черта лысого забарахлил? На вид все в порядке. С бензином как?
— Полный, — всхлипнула Маша.
— Значит, должен!
Он нахлобучил на мотор крышку, саданул по ней кулаком и рванул шнур. Мотор нехотя уркнул, чихнул и неожиданно весело затарахтел, разворачивая неуправляемую лодку по кругу.
— Нужда заставит Богу молиться, — засмеялся Василий. — Как говорит наш батюшка, он правым в обязательном порядке помогает. Можно теперь я порулю? — спросил он заплакавшую теперь от радости Машу и, сев к мотору, направил лодку к ближайшему берегу.
— А ты, начальник, крепче держись, а то сапоги потеряешь. В тайге без сапог даже Кузя сдох.
— Какой Кузя? — всхлипывая, спросила Маша.
— Фиг его знает. Был, наверное, такой, без дела не скажут.
Лодка приткнулась к берегу.
— Выползай на сушу! — сурово приказал Василий Домничу, ощутившему наконец под ногами дно. Тот, кажется, уже понял, что немедленной смерти не последует, но в себя еще толком не пришел, продолжая надеяться не то на скорую помощь от все еще тарахтевшего вдали вертолета и его пассажиров, не то на свое наработанное годами таежной практики умение найти дорогу к какому ни на есть человеческому жилью.
— Подчиняюсь временным неблагоприятным обстоятельствам, — проворчал он, выбираясь на берег. А выбравшись и отступив подальше от воды, закричал вслед отъезжающей лодке: — А ваши перспективы — пока мы живы. Живы, живем и будем жить. В отличие от вас.
Лодка стремительно уходила к видневшимся вдали скалам. Скоро ее стало почти неслышно. Смолк и приземлившийся вертолет. Домнич некоторое время напряженно вслушивался в наступившую тишину, потом устало опустился на вывороченную ветром лесину. Но неожиданные медленные шаги и треск ветвей за спиной заставили его испуганно вскочить. Лихорадочно и не сразу отыскав под мокрой курткой ножны, он выпростал охотничий нож, пригнулся, прячась за лесиной, но, разглядев, выпрямился и расслабился. Даже заулыбался. Подволакивая раненую ногу, к нему медленно подходил выпавший из вертолета после Машиного выстрела проценковский боевик.
* * *
— Куда теперь? — спросила оживающая на глазах Маша.
— К отцу.
— В поселок — не туда. Речка там.
