Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
Интересно, что это его так проняло? Неужели дело в упорных слухах, что Петр Лазаревич нечист на руку в отношении доходов от сбыта ценностей для закупок хлеба в голодном 1921 году? Да и по расходованию валютных ассигнований, проходивших через его руки в последующие годы, к нему вроде есть аналогичные претензии? Может быть, его испугало возможное назначение меня на должность начальника КРУ НКВТ?
– Петр Лазаревич! Мне всегда казалось, что партия поставила нас на работу в НКВТ для того, чтобы мы отстаивали тут общие интересы Советской республики, а не ведомственные позиции собственного наркомата! – бросаю ему в ответ.
– Прекратите эту демагогию! Вы что тут хотите изобразить – что вы тут один за государственные интересы болеете? – раздались озлобленные выкрики с мест.
Ну и ну, кажется, я крепко попал… Вот только пока непонятно почему.
Не отставал от Войкова и Яков Станиславович Ганецкий, бывший недавно торгпредом в Латвии, а с 1923 года одновременно состоявший в коллегии НКИД. Филиппики этого хорошо одетого джентльмена с полноватым жизнерадостным лицом и постепенно отступающей ото лба к затылку шевелюрой были менее определенны, но произносились с таким же азартом.
– Виктор Валентинович! – вещал он, как будто произносил речь с трибуны (хотя никогда не числился среди ораторов). – Доколе вы будете вести свои дела таким манером, что каждый раз противопоставляете себя коллективу наркомата? Почему вы поторопились вывалить перед ЦКК свою личную точку зрения, нимало не озаботившись тем, чтобы согласовать ее с нами, вашими товарищами?
«Доколе ты, Катилина…» – сразу вспомнилось мне начало одной из речей Цицерона. Все-таки у нас было схожее гимназическое образование. Ага, «у нас». У меня с Осецким, да. А что? Теперь оно у нас общее. Как и мое высшее…
Борис Спиридонович Стомоняков, наш торгпред в Германии, с которым я познакомился во время командировки в Берлин, недавно стал заместителем Красина. Отводит глаза, мнется, смущается, но все же мычит нечто невнятное под стать общему настрою:
– Полагаю, что товарищу Осецкому надо сделать выводы из той товарищеской критики, которая тут прозвучала. Столько лет работы в наркомате, еще с 1919 года, и за все это время не суметь сработаться с коллективом… Одни конфликты и недоразумения…
Не стал бросать в меня камень Константин Матвеевич Шведчиков, который в НКВТ ведал делами, касающимися материального снабжения агитационно-пропагандистской работы – обеспечением продукцией бумажной, полиграфической и кинопромышленности, – и был тесно связан с Агитпропом ЦК. Однако и в защиту мою он особо распространяться не стал, бросив лишь:
– Мне кажется, вся эта шумиха – не по делу. Надо предложения Осецкого рассмотреть с практической точки зрения, а не выкрикивать лозунги.
Вился ужом, но все же присоединился к общему хору и Александр Антонович Трояновский (председатель Госторга НКВТ РСФСР), с которым я был неплохо знаком по работе в АРКОСе. Кстати, он и сменил меня на посту председателя АРКОСа в Лондоне по моем возвращении в Москву в 1923 году. Ему, как и Стомонякову, было, очевидно, неудобно оказаться на стороне моих хулителей, и он точно так же прятал глаза, однако проговорил:
– Да уж, Виктор Валентинович, с частным капиталом – это вы куда-то не туда размахнулись. Не ожидал от вас такого, право слово, не ожидал. – И, неожиданно ожесточившись, заговорил более жестко: – Нам такая линия на сдачу позиций частному капиталу в наркомате не нужна!
– Верно! – поддержали его еще два или три голоса.
Замнаркома, Варлаам Александрович Аванесов, был гораздо более сдержан.
– Ах, голубчик, – сочувственным и одновременно наставительным тоном ворковал он, – ведь я же вас предупреждал, что со своей неумной прытью вы все время готовы наломать дров. Ну что же нам с вами делать? Сколько же можно вас воспитывать? Мы ведь тут в няньки вам не нанимались. Видать, придется переходить к определенным выводам. Жаль, ах как жаль! Вы ведь могли бы много полезного добиться для наркомата.
Недавно вернувшийся на свой пост замнаркома после краткого пребывания в наркомате финансов Моисей Ильич Фрумкин (это его я замещал в должности и. о. замнаркома) тоже нашел чем меня уколоть:
– То, что вы предлагаете, товарищ Осецкий, – это шаг к подрыву монополии внешней торговли. Сколько нам пришлось бороться, чтобы отстоять в конце концов этот незыблемый принцип пролетарской диктатуры. И нате – появляетесь вы и хотите нас уговорить, чтобы мы сдали эти позиции!
Странно. Более чем странно! Фрумкин никогда не числился среди ярых приверженцев монополии внешней торговли – скорее, наоборот. У него было немало столкновений с Красиным как раз на этой почве. С чего бы вдруг он решил перекраситься из Савла в Павла?
Красин, молчавший все это время, наконец вступает в разговор.
– Хорошо, – говорит он, – позиции, кажется, определились. Предлагаю внести в предложения товарища Осецкого поправки, направленные на обеспечение нашей линии по вытеснению частного капитала и неуклонного проведения монополии внешней торговли. С этими поправками предлагаю принять тезисы товарища Осецкого в целом. Ставлю на голосование. Кто за? Против? Воздержавшиеся? Принимается большинством голосов при одном голосе против и двух воздержавшихся. Переходим к следующему пункту повестки дня…
Вот тоже странно. Ругали ругательски, а всего один голос против.
Через день, 10 ноября, вновь было совещание у Куйбышева. Там мои предложения тоже подвергались критике, но не столь резкой, как на коллегии, и далеко не единодушной. Поэтому в заключение комиссии они вошли почти в неизменном виде. А вот после заседания Куйбышев опять отозвал меня в сторонку и сухим тоном произнес:
– Виктор Валентинович, по поводу нашего предыдущего разговора о назначении вас начальником КРУ… Вопрос снят. – С этими словами он повернулся и покинул зал заседаний, произнеся на ходу:
– До свидания, товарищи!
Да-а… Похоже, меня разменяли. Вот только не совсем ясно, за что и на что.
В своем наркомате решаюсь отловить Трояновского, с которым у меня до того были, пожалуй, самые лучшие отношения из всех членов коллегии, чтобы постараться добыть хотя бы какую-нибудь информацию. Перехватываю в коридоре, несмотря на его стремление прошмыгнуть мимо, «не заметив» меня, и, крепко вцепившись в плечо, спрашиваю напрямик:
– Саша! Ты с чего вдруг на меня ополчился?
Тот долго мялся, пытаясь отвести глаза, совсем как на том заседании, потом заговорил шепотом:
– Вика, ты не понимаешь… Они же тебя съедят… И меня съедят, если я буду тебя поддерживать…
– Кто – они? – требовательным голосом пытаюсь выяснить «грязные подробности».
– Да все! Все! – почти кричит, но по-прежнему шепотом, Александр Антонович. – Они как узнали, что тебя прочат на начальника КРУ, так как с цепи сорвались. Боятся тебя. И их покровители тоже не хотят тебя видеть на этом месте. Мне Стомоняков под большим секретом рассказывал – его Ягода вызывал и прямо ему объяснил: этого козла в огород пускать нельзя. Извини за «козла», но это он тебя так называл. И учти – я тебе этого не говорил! – уже не зашептал, а зашипел Александр Антонович, схватив меня за лацканы костюма, и тут же отпустил, испугавшись, что этот жест будет замечен кем-нибудь со стороны.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
