Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134
Сивый, видать, неловко дернулся, весь аж побелел. Так и застыла на губах ухмылка, будто приклеенная.
– Одним делом с тобой заняты. Лучшей доли ищем. Женой не хочешь, а соратником пойдешь?
Я не сдержала улыбки.
– Спину тебе прикрывать?
– Да не спину, ты бы мне перед прикрыла.
Зубоскал! Остряк! Передок ему прикрыть! Еще чего!
– По рукам! Бывает, человек за долей ходит, а бывает, доля человека находит. Что должно случиться, пусть случится. Боги знают, чего хочет каждый.
Сивый ухмыльнулся, кивнул, смерил меня цепким взглядом и ушел прямой, как обнаженный меч. Думала, пошутили и разошлись, но делать все равно что-то нужно. Хоть как-то отработать. Некрасиво мести языком, как помелом, а хлеб наворачивать, чтобы за ушами трещало. Как же мало я знала Безрода!
Утром, едва глаза продрала, седьмым бабьим чувством поняла, что нынешнее утро особое. Скосила глаза в сторону и на лавке подле себя углядела горку новья, что еще пахло свежевыделанной кожей и железом. Воинский пояс.
– Остальное оружейникам заказал. Скоро сделают.
Безрод сидел в уголке и пристально глядел на меня. Как долго сидел, не шевелясь? А ведь я, словно кошка, взвиваюсь на ноги от малейшего шороха.
– Чего уставился? – только и буркнула.
В бане натоплено, жарко. Во сне я могла раскрыться, разметать одеяло. Много успел увидеть? Хотя, чего он у меня не видел?
– Полно бока отлеживать. – Тихо пророкотал постылый муж. – Дел по горло. Нужно в тело входить и силу возвращать. Уговор помнишь?
Помню вчерашний разговор. Но я думала, Сивый шутки шутит, дурачится. А теперь вижу, что говорил всерьез. И на том спасибо, что признал во мне ровню. Дай только глаза продрать, ненавистный муженек!
А на вечерней зорьке подсела ко мне бабка Ясна.
– Гляжу на тебя, девонька, и не пойму. Иная за нелюбимого идет и ненавидит, как другого любит. Яро, с криками, с визгом, душу наизнанку рвет. А ты тишком да молчком, голос тих, глаза сощурены, холодна, расчетлива.
– Ведь ненавижу, а не люблю. – Усмехнулась я. – К чему душу рвать? И без того вся порвана.
– Так и сгинешь, ровно срубленная береза? И побегов не оставишь?
Ох, не трави, бабка, душу! Без тебя тошно! Как настала весна, да как стала я в тело входить, поднималось внутри по ночам бабье и бродило, как вино в бочке. От меня можно было светоч запалять, как еще постель не сожгла? Сгинуть пустой, ровно иссохший колодец, не хотелось. Погубить себя, полную бродящих соков, казалось мне равносильным тому, как зарыть в землю вкусные, сочные пироги, в чьи румяные бока не вгрызались крепкие, молодецкие зубы. Мне изменило собственное тело, и я не знала, как быть. Терялась и все больше погружалась в упрямство. Скорее тело иссохнет, чем душа оживет. Но сама себя порешить я не могла! В рубке помереть – милое дело, а руки на себя наложить – хуже не придумаешь. Все, решила! Не стану от меча прятаться! Лучше подохну, чем позволю к себе прикоснуться! В дороге за лучшей долей чего только не случится.
– Зачем душу треплешь, бабка Ясна? Зачем в нелюбимые руки толкаешь?
– Дура ты! – ворожея для пущего понимания даже костяшками пальцев по лбу мне постучала. – Дура! Не губи свою жизнь молодую, не губи! Сколько вас, дурочек, на моих руках перемерло! Нутро из себя рвали, травились вусмерть, все от нелюбимых бежали! Не люб этот – найди другого, но не смей долю от себя гнать! Годы пройдут, сама посмеешься, и детки животики надорвут!
Детки, животики… Все внутри перевернулось, к горлу ком подкатил. Только рукой махнула, встала и ушла. В груди застучало, в ране забило. Детки, животики…
Нагружала себя в меру сил. Свой хлеб надо отрабатывать. Одно то, что ем свое, а не чужое, веселило душу. Теперь мы соратники, а свой долг я отработаю в дороге. Грудь еще побаливала. Рана затянулась тоненькой кожицей, и страсть как чесалась! Безрод говорил, что уйдем в скором времени. На этой седмице не получилось, но все равно уйдем. Глядишь, и выйдет наша дорожка тернистой! Вдосталь наедимся в пути шипов, языки себе раздерем. Ни одного разбойника по пути не обойду, они не заметят – сама на рожон полезу.
Пока оружейники делали для меня воинское снаряжение, я наливалась крепостью и сноровкой. Ни свет, ни заря надевала мужские порты, рубаху попросторнее и шла на безлюдный берег моря. Ох, и тяжко себя прежнюю возвращать! В самом начале несколько взмахов меня едва не утопили, непослушные волны быстро высосали все силы. Открылась рана, и соленое море так остервенело укусило грудь, что я света белого не взвидела. Барахталась, пока волна не помогла, на берег не выбросила. Так и лежала, уткнувшись в гальку битым носом, пока силы не вернулись. А когда с морем наладилось, и я стала плавать, ровно дочь Морского Хозяина, помалу за дровишки взялась. Колола недолго, понемногу, но каждый день. Сивый молча обходил меня стороной, все посмеивался в бороду, но когда все ложились, уходила в темноту, брала палку и делала с воздухом все, что умела в недалеком прошлом. Резала, колола, била, только свист стоял. Гнулась в поясе, отжималась, приседала, бегала. Только теперь одна. Рядом больше не стояли отец и воевода, некому было наставить меня на путь истинный крепкой ладонью. Все что знала, что помнила, все приемы и ухватки пускала в ход. Выпросила у бабки пустой мешок, набила песком себе по силам, на плечах таскала, по земле валяла, представляя, что это враг. Одно плохо – не было у меня живого противника, не с кем было силу попробовать. Мешок безволен, бессловесен, бесхитростен. Не Гарьку же просить, или тем паче Безрода. Все самой.
А через седмицу, и вновь на заре – уму непостижимо, как Сивый неслышно входит – продрав глаза, я углядела на лавке, напротив нечто тускло блестящее. Кольчуга и меч. Проморгалась, глянула в угол. Сидит. Тих и недвижим.
– Твое. Для тебя делали.
Я долго молчала. Несколько дней назад, Безрод таскал меня в кузницу, где поила девицу-огневицу своей кровью. Вот и готов мой меч! Наверное, Безрод ждал, что вскочу, будто дитя несмышленое, и все на свете позабуду! И постылую свадьбу, и рабский торг. Долго ждать будет. Постареет, ожидая! А Сивый сидел как истукан, без движения. Лениво повернула голову.
– Уйди!
Молча поднялся и ушел. На пороге не встал, не обернулся. Я на правах выздоравливающей все еще оставалась в бане. Не пошла в амбар к Безроду, хотя должна была. Какой никакой, а мужний дом. Не захотела. Вот так! И едва стукнула за Сивым дверь, я взвилась на ноги, подскочила к лавке с обновками и жадно облапила рукоять меча. Серебряной струйкой с меча сползла наземь кольчуга. Меленькая, колечной вязки, двойная. А меч и впрямь по руке! Чист, ровно водная гладь, прям, как мой гонор. Вот чего мне не хватало с тех самых пор, как по чужой воле покинула отчий берег – крепкого меча, да железной рубахи. И ровно стихли беспокойные ветры в душе. Не унялись, а лишь притихли. Стало спокойнее, будто с добрыми друзьями повстречалась. Не стерпела, не сдержалась, подхватила новье и, улыбаясь, едва накинув порты и рубаху, вынеслась во двор.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134
