— И вас тоже, — ответила она и с теплым чувством закончила разговор.
Глава 30
Надо было быть безумцами, чтобы отправиться в такое время на озеро. Ночь стояла студеная, и сегодня, на третьей неделе октября, воздух был слишком холодным, чтобы выходить на прогулку на каноэ, но Лили не хотела бы провести этот вечер иначе. За последние часы она пережила настоящее потрясение. Но сейчас, здесь, несмотря на ледяной ветер, все казалось намного проще.
Луны не было видно. Ее затянуло плотными тучами. К западу облака постепенно редели и быстро плыли по небу, а в просветах то появлялись, то исчезали звезды.
— Зима идет, — сказал Джон. — Уже пахнет снегом.
Лили чувствовала дымок из каминной трубы домика на берегу, чувствовала чистый бодрящий аромат, исходивший от Джона, но от сухой и замерзшей листвы уже ничем не пахло.
— Снегом? — переспросила она.
— Да, уже скоро. Наверное, в ноябре появится тонкая корочка льда. А еще через месяц — настоящий лед больше фута толщиной. Люди — как вода. Важно только начало, а дальше все происходит очень быстро.
Каноэ покачивалось на волнах. Они были футах в тридцати от острова, в заводях которого жили гагары Джона. Лили вгляделась во тьму, отыскивая птиц.
— Я не вижу их.
Он осторожно ладонями повернул налево ее голову в вязаной шапочке.
— Вон там. Видишь движущиеся тени?
Лили с минуту вглядывалась, стараясь среди пятен ряби различить гагар. Наконец увидела, но только двух. Они плыли рядышком. Лили решила, что так им спокойнее. В следующий момент ее осенила догадка.
— Мама и папа уже улетели, — подтвердил Джон. — На юг.
— А эти двое увидят их когда-нибудь?
— Они не встретятся еще три года. Только тогда молодые вернутся сюда, чтобы найти себе пару, но еще неизвестно, выберут ли для гнездовья наше озеро или одно из соседних. И трудно сказать, узнают ли они своих родителей, а родители — детей.
— Печально, — заметила Лили, подумав о Майде. Впрочем, теперь через разделявшую их пропасть был перекинут мостик.
— Не надо обманываться, — проговорил Джон. — Ради выживания этим птицам придется проявить массу незаурядных качеств. Благодаря этому вид и просуществовал на земле столько миллионов лет. Но чувствительность? Сентиментальность? Не думаю.
— Неужели? А разве не ты говорил, что они каждый раз выходят к тебе навстречу?
Джон усмехнулся:
— Да, правда, мне приятно так думать. Но если долго подождать и хорошенько притаиться, они непременно проплывут мимо.
— Мне нравится иное объяснение. Полагаю, ты тоже чувствителен и сентиментален. — И тут она спросила о том, о чем размышляла уже много часов: — А ты правду сказал им о книге?
Джон уже давно и бесповоротно все решил. И с ощущением полной правоты и уверенности ответил:
— Да, это правда.
— Вообще никакой книги не будет?
— Во всяком случае, на эту тему. Уже и так о мисс Блейк сказано больше, чем мне бы хотелось.
— А как насчет Терри?
— О нем все написано в «Лейк ньюс».
— Но кто-нибудь другой будет копать эту тему дальше.
— Ну и пусть. С меня и этого довольно.
— А как же деньги и слава?
Посмотрев на женщину, доверчиво прижавшуюся к нему, Джон забыл даже о существовании таких понятий, не говоря уж о стремлении к ним.
— Ну что за пустяки — деньги и слава. Ведь их не возьмешь с собой на каноэ, они не согреют тебя в постели после такой прогулки. Они не умеют разговаривать. Они не умеют петь. И не могут иметь детей.
— Я могу иметь детей, — сказала Лили.
— Знаю, что можешь, но ты должна хотеть этого.
— Почему бы и нет?
— Ты не захочешь, если решишь снова уехать в Бостон. Во всяком случае, не захочешь детей от меня, потому что я не собираюсь уезжать отсюда. Вот. А ты?
— Что я?
— Все еще мечтаешь вернуться?
Лили еще не приняла решения, но уже знала, что ей теперь делать. Это оказалось довольно просто.
— Да что мне там нужно? — Она действительно не могла вообразить ничего более важного и существенного, чем то, что происходило сейчас с ней.
— Твоя машина. Фортепиано. Одежда.
— Ну что за пустяки. Ведь машина не может пойти с тобой по озеру на каноэ на леденящем ветру. А пианино не согреет в постели. Одежда не может ни разговаривать, ни петь, ни иметь детей.
— Но ведь это твои вещи. Ведь они чего-то стоят?
Она ни на минуту не спускала глаз с его лица.
— Живые люди стоят куда дороже. И потом, как мне жить с тобой в Бостоне, если ты не собираешься уезжать отсюда?
— Но не из-за меня же ты осталась здесь?
— Ты так думаешь?
Вот он и попался. Джон открыл было рот, чтобы что-то сказать, и тут же закрыл его, а потом, так не вымолвив ни слова, улыбнулся. Эта улыбка согрела Лили.
— Но чтобы ты не слишком зазнался, — предупредила она, — напомню, что есть и другие причины, которые держат меня здесь. Например, Майда. — Оторвав взгляд от лица Джона, Лили посмотрела туда, где были их яблоневые сады. — Она ведь не работала, пока папа не умер, а теперь — смотри-ка.
— Она не любит меня.
Лили снова посмотрела на Джона:
— Просто не знает, но и не станет отталкивать. Сегодня она доказала это. Итак, здесь Майда, Поппи. И еще Ханна. Теперь Майда на ее стороне, но если Роуз не изменится, я тоже хочу быть рядом.
— Но если ты останешься, то чем будешь заниматься?
— Могу работать учительницей. Мама говорила, что в музыкальной школе есть вакансия. Могу помогать в «Лейк ньюс», чтобы у главного редактора было побольше свободного времени. — Ее действительно соблазняла мысль работать с Джоном. — Потом можно узнать, нет ли в Конкорде группы, которой нужен клавишник. — Лили действительно считала, что у нее много возможностей.
— И ты не будешь скучать по Бостону?
— То, что у меня есть здесь, гораздо лучше. Я еще не говорила тебе, как великолепен ты был сегодня?
Джон с удовольствием услышал бы это еще раз. Ведь он был простым смертным мужчиной.
— Правда?
Лили улыбнулась:
— Ты все сделал мастерски.
— Кажется, я достаточно ясно изложил свою позицию?
— Абсолютно. — Лили тронула его щеку. — Спасибо тебе.
— Я сделал это и для себя тоже. Мне нужно было высказать все свои мысли вслух. Ведь они столько лет терзали меня.
