Прошли годы. Столетия стёрли летний дворец. Сменились поколения. Изменился ландшафт, но по прежнему, в местечке между двух гряд скал бежит речка, даруя жизнь всему живому. Здесь всё связано с именем Фирюзы, приносящим удачу. Селение, утопающее в садах и благоухающее цветами, названо Фирюза. Горная речка, несущая нежность и чистоту, зовётся Фирюзинкой. Любая чайхана, не говоря о роскошном ресторане, борется за право иметь вывеску «Фирюза». Мощный чинар, имеющий имя двенадцати братьев, вырос из земли на том месте, где исполняла танец Фирюза со своими братьями в памятный день совершеннолетия. Дюжина добрых молодцев, взявшись за руки, с трудом обхватывают дерево, хранящее легенду о Фирюзе, объединяющую братьев и жителей посёлка для борьбы с захватчиками. На высоте роста великана ствол чинара расчленяется на двенадцать деревьев, символизируя двенадцать братьев. Один из стволов высох, как один из братьев, павших в бою, а остальные одиннадцать со сплетёнными ветвями, будто взявшись за руки, шорохом листьев продолжают шептаться между собой. Фирюза, сплотившая их и, являющаяся связующим звеном, находится среди них. Рядом весело бежит речка Фирюзинка, питая влагой корни чинара и растительность посёлка и нижерасположенное фирюзинское ущелье, имеющее многокилометровую зону фруктового сада. Вода звенящим перезвоном бурлит, возвещая жизнь. Без неё окрестность пересохла и превратилась бы в забытый каньон, разрушаемый временем, опустошаемый ветрами и оползнями. Живущий в посёлке народ, любовно вспоминает о Фирюзе, ища в легенде, свои истоки.
ВЕЧЕРНИЙ НАМАЗ
На время летних студенческих каникул Михаил устроился работать в геодезическую партию, ответственную за трассировку строящегося Кара – Кумского канала. На закате солнца после тяжёлого трудового дня, изнурительного из-за жары, грузовая автомашина ехала на долгожданный отдыхк глинобитной кибитке с земляным полом, от которого тянуло прохладой. Верхом блаженства представлялись вечерний ужин и долгожданный отдых. Начальник партии сидел в кабине рядом с шофёром. В кузове находилось трое рабочих. Двое молодых парней, подложив под себя нехитрую поклажу, тряслись на ухабах, а Михаил стоял, опираясь о кабину, ища прохладу во встречном потоке ветра, создаваемым транспортным средством. Далеко впереди в низине появилось долгожданное пристанище. Сзади тянулась широкая полоса пыли от поднятой колесами смеси песка и легкого суглинка, повисшей в воздухе и слегка относимой в сторону, что подтверждало наличие незаметного ветерка. Водитель, как командир корабля, уменьшал или увеличивал скорость, следя, чтобы на поворотах клубы пыли, выбиваемые из под задних колёс, не успели накрыть кузов. Сквозь облако песка, удерживаемого в воздухе, просвечивало тусклое солнце. Проследив за образовавшимся шлейфом, надолго закрывшим видимость, Михаил вновь стал следить за дорогой. Впереди, по ходу движения, у самой дороги дехканин, готовился к вечернему намазу. Он снял с талии пояс, развернул его, превратив в коврик, и, опустившись на колени, начал молиться. Поднял голову в сторону заходящего солнца распростёр персты и взмолился Всевышнему. Выбросив перед собой худые длинные руки, пал ниц. Петляющая по бездорожью автомашина перемещалась в направлении с запада на восток. Не вызывало сомнений, что поднятое облако пыли через несколько минут надолго накроет молящегося человека с головой. Еще оставалась возможность успеть перейти на другую сторону дороги, но молящийся человек, не сдвинулся с места. Машина, не сбавляя скорости, продолжала приближаться к несчастному путнику. Стали явственно видны шевелящиеся губы и худоба человека, делающего бесчисленные поклоны. У Михаила возникло намерение постучать по крыше кабины, чтобы снизить скорость и медленно проехать мимо молящегося, не поднимая придорожную пыль. Тогда шлейф успел бы осесть и не причинил бы зла, но возникший порыв остался порывом. Михаил не решился давать умные советы. Ему уже высказывались, а не намекали, что руководитель геодезической партии в советчиках не нуждается, и в пустыне есть, кому командовать, а подчинённому лучше, неукоснительно исполнять приказы. Михаил представил своего начальника, недвусмысленно крутящего пальцем у виска и недоуменно уставившегося на работника, несвязно предлагающего несусветную небылицу. Это только в кино, при возгласе: – Осторожно, черепаха!– колонна танков останавливается перед черепахой, очутившейся на полотне дороги. В жизни, когда усталые люди спешат домой, не происходит непонятных вещей. Шофёр, не в состоянии повлиять на ход событий, отделался через стеклянную заглушающую перегородку ласковым обращением к молящемуся, не собираясь снижать скорость.
– Извини, брат, мы спешим на стоянку и не можем задерживаться,– сказал он.
Понимая, что адресат не слышит, шофер оставил руль и поднял руки вверх, показывая, что ничего другого сделать не может. Он извинился, посчитав, что осуществил все, на что способен. На большее, не хватило такта. Молящийся человек не слышал его, а если бы и услышал, ничего не изменилось бы. Он все равно, не сдвинулся бы с места. Начатую молитву следовало закончить. Со словами:
– Да поможет мне Аллах! – дехканин погрузился в относимый, в его сторону, удушающий сноп пыли.
Машина проехала мимо, а он продолжил, как ни в чем не бывало, вечерний намаз, заставший его в положенный час, пусть не в самом удобном месте. Значит, так нужно Аллаху, если молящемуся суждено окунуться в придорожную пыль. Проезжающие мимо люди, свернув головы в его сторону, удручённо смотрели, как медленно заволакивает человека въедливая полоса, состоящая из мельчайших фракций суглинка и песка. Долгое время молящегося человека не было видно. После поворота небольшой ветер сдвинул шлейф в сторону. Вновь появилась наклонённая фигура с вытянутыми руками. Под слоем пыли, осевшей на незамысловатой одежде и въевшейся в лицо в открытые части тела, молящийся мог сказать, что он самый грязный на свете, но самый чистый человек. Люди, едущие на машине, успокаивали себя тем, что присутствовали при рядовой молитве туркмена, одетого в облезлый полосатый халат. Им и в голову не пришло, что от того, как они поведут себя, определяется их дальнейший путь в жизни, а все зависело лишь от одного: поспособствуют они молящемуся ила обольют его грязью,-
ВРАЧЕВАНИЕ
Святослав проснулся вместе с птицами, извещавшими пением о наступлении утра. Брезжил рассвет. Он встал, потянулся, почистил зубы, совершил омовение лица и рук, вплоть до локтей, в горной реке, протекающей вблизи пристанища, сделал асаны, посидел в тишине и приступил к нехитрому завтраку, состоявшему из вчерашнего куска хлеба и чая, заваренного из лепестков жасмина, собранных с растущих поблизости кустарников. Из трёх имеющихся в наличии костюмов на сегодняшний день подходил повседневный. Цивильный костюм, состоящий из разноцветной круглой шапочки, белых полотняных брюк и хлопчатобумажной рубашки навыпуск с широкими белыми и терракотовыми полосами, украшенный длинным шарфом, остался висеть на вешалках в тесном коридоре. Та же участь постигла и представительский костюм в виде брюк и накидки бледно жёлтого оттенка из шёлка. Религиовед, знавший о религиях чуть больше дозволенного, внешне выглядевший шаманом, приготовился к проведению сеансов, именуемых мануальной терапией. С голыми ногами в стоптанной белой обуви, он набросил на себя путавшиеся оранжевые и белые накидки с перекрывающимися цветами, не закрывавшие живот. Высокий прямой торс венчал благородный лик с непокрытой рыжей головой и аккуратно стриженой бородкой русского витязя. Облик завершал крепко сжимаемый кистью правой руки жезл, заканчивающимся в вершине не пикой, а металлическим цилиндром величиной с консервную банку с выступами. Одеяние появилось не сразу. Одна одежда сменялась другой, пока не была доведена до логического конца. Святослав пропел, подражая птице, песню восходящему солнцу. Гортанные мелодичные звуки, клокоча вырвались из груди. Сощурившись, он с гордой осанкой начал спускаться по проложенной столетие назад тропинке, извивающейся и копирующей изгибы русла реки, между зарослями кустарников и деревьев. На площадке, встретившейся на пути, лежала пустая жестяная банка из-под импортного пива. Сидящему внутри ребёнку трудно было пройти мимо, чтобы не стукнуть её ногой. За ударом последовал ещё удар. Вертясь и громыхая, пинаемая банка пролетела по воздуху несколько метров и по инерции покатилась вниз по склону затихшего леса, пока не скрылась в кустах. С усилием извлеченная из зарослей, она вновь возвратилась назад, после чего последовали два удачных удара в створе тропинки. Пробросив банку, как футбольный мяч, себе под удар футболист, с жезлом наперевес направил её между двумя стоящими сбоку стволами вековых деревьев с заросшими кронами, напоминавшими ворота. Удар оказался голевым. Банка, пролетев по воздуху, ударилась в стойку и, оставив вмятину в коре, задребезжала и после нескольких кувырков и застыла в недвижимости за воротами. Святослав, довольный метким ударом и собой, не стал падать на колени, возводить руки к небу, хватать пустую банку из-под пива и бежать с ней на середину поля, подражая итальянским футболистам. Понятия центр, как таковой, отсутствовал. Болельщиков тоже не было. Святослав стремглав бросился за банкой и пяткой выбил её обратно на тропинку. Собственно, бежать дальше было некуда. Игрок стал лениво толкать её перед собой, подправляя то правой, то левой ногой, чтобы направление совпадало с воображаемой осью. Пора было успокоиться. Развернувшись, он послал её в заросли в неизвестном направлении.
