Ледниковая поверхность во многих местах разорвана и лишь местами гладкая. Стоя на поверхности Титана, можно видеть Сатурн с тонкой линией колец, разрезающей газовый шар пополам; можно видеть и самые яркие звезды. Дымка на Титане своеобразная: когда смотришь из нее, видимость неплохая, но если смотришь в нее, видишь только желтое облако.
Никаких образованных при ударах кратеров: они возникают во льду, но за столетия лед их вновь заполняет. Есть только причудливый хаос ломаных ледяных фигур и скальных выступов, да жидкий метан образует нечто вроде водопадов. Углубления в поверхности заполнены жидким метаном: диаметр озера Онтарио на Титане — триста километров, и формой оно напоминает одноименное озеро на Земле.
Пока Сатурн проходит путь от перигелия до афелия, меняются времена года и погода: в дождливые периоды идут метановые дожди.
Именно азот впервые привел людей на Титан. Марсиане, страдающие от необъяснимого дефицита азота на своей планете, на первых же кораблях, которым хватало скорости, чтобы преодолевать такие расстояния, нагрянули сюда; разумеется, до них прилетели роботы. Они построили базы и создали систему сбора азота и переправки его в виде больших кусков в глубину Солнечной системы. Жители других планет высказывали порицания этой никем не одобренной экспроприации, но марсиане ссылались на то, что в далеком прошлом атмосфера Титана была в несколько раз плотнее, чем сейчас, что азот уходит в космос, не принося никому пользы, что, если его не собрать, он все равно уйдет — и что на Титане никто не живет. Последний довод оказался решающим. К тому времени как Титан заселили и Лига Сатурна прогнала марсианских старателей, атмосфера Титана стала разрежена вдвое. Марс соответственно обогатил привозным азотом почву и атмосферу; этот азот лег в основу Марсианского Чуда. Марсиане утверждали, что никакого вреда не причинили, даже помогли жителям Титана, приблизив плотность его атмосферы к земной.
Однако расчленение в том же году Дионы невозможно было рассматривать как помощь жителям системы Сатурна. Лига Сатурна объявила свою систему закрытой для марсиан, а также для землян (в особенности китайцев) — вообще для всех посторонних. Это была первая постмарсианская революция, направленная против великих революционеров и основательно подкрепленная угрозой бомбардировки. А теперь из-за немногочисленных жителей Титана все опять изменилось.
Новый, полученный от вулканоидов свет в небе Титана уже привел к прогреву атмосферы, и поверхность начала расчищаться быстрее, чем раньше. На высокогорьях, где располагались города под куполами, чрезвычайно ухудшилась погода. Жители Титана наблюдали из-под своих куполов, как гигантские грозовые тучи сгущаются и поднимаются на много километров, где их рвут сильные ветры. Прежде к Титану доходило в сто раз меньше солнечного света, чем к Земле, и это создавало освещенность типа комнатной; сейчас освещенность за счет нового источника в пятьдесят раз превышала естественную и, как утверждали, напоминала марсианскую; а марсиане считали свою освещенность оптимальной для человека. На самом деле человеческий глаз способен адаптироваться к освещенности в очень широких границах, и, чтобы видеть, ему нужно совсем немного — так и было до появления света от зеркал вулканоидов. Теперь, однако, ландшафт Титана буквально светился, и, поскольку оборот Титана по орбите и его день составляют шестьдесят земных суток, закаты, окрашивавшие облака во все возможные цвета, полыхали в небе по восемнадцать часов кряду.
С появлением нового источника света терраформирование Титана сделалось очень перспективным. Жители Титана начали экспорт метана и этана, делали на льду острова из вспененного камня; использовали тепло подземного океана, чтобы согревать атмосферу, расплавляли ледяные озера на своих каменных, покрытых почвой островах, ввозили бактерии, растения, животных, нагревали атмосферу так, чтобы растопить моря на поверхности ледников, удерживали атмосферу внутри ультратонкого пузыря и везде использовали свет, приходящий от вулканоидов. Теперь жители Титана выжидательно поглядывали на стены своих куполов. Боже, говорили они, если удастся удержать все наше дерьмо в одном месте, может получиться очень приятный мир.
Свон, Женетт и Варам
Во время одного из знаменитых закатов на Титане Свон увидела Варама, идущего по галерее к ней и к инспектору Женетту. Она подбежала и обняла его, потом смущенно отстранилась. Но он улыбнулся ей своей быстрой улыбкой, и она поняла, что между ними все хорошо. Разлука смягчает сердце — особенно, подумала она, разлука со мной.
— Добро пожаловать к нашим пенатам, — сказал Варам. — Видишь, как нам помогает свет Вулкана?
— Это прекрасно, — ответила Свон. — Но достаточно ли света, чтобы согреть вас? Может ли температура стать пригодной для биосферы? Ведь для этого нужно на двести Кельвинов больше.
— Один лишь свет этого не даст. Но у нас есть океан, температура которого на 200 Кельвинов выше, так что само по себе тепло не проблема. Мы перемещаем часть тепла в атмосферу. С этим добавочным светом все будет хорошо и даже лучше. Возникает проблема равновесия газов, но мы с ней справимся.
— Рада за вас.
Свон посмотрела на гигантские грозовые тучи над куполом, оранжевые, розовато-кремовые, бронзовые. Над тучами ослепительно сверкали участки голубого неба, больше и ярче звезд; должно быть, несколько зеркал, подумала она, переправляют свет на ночную сторону Титана. Огромные тучи, освещенные с одной стороны солнцем, с другой — зеркалами, казались изваянными из мрамора. Ей сказали, что закат продлится пару дней.
— Прекрасно, — сказала Свон.
— Спасибо, — ответил Варам. — Веришь или нет, но это мой настоящий дом. Давай прихватим инспектора и прогуляемся. Нам надо поговорить с тобой с глазу на глаз.
— Все остальные уже прибыли? — поинтересовался подошедший Женетт.
Варам кивнул.
— Идите за мной.
Все трое облачились в скафандры, покинули город — он назывался Шангри-Ла — через ворота в северном конце городского купола и прошли несколько километров на север по широкой дороге, постепенно поднимающейся по наклонному ледниковому плато. Там вымощенное каменными плитами пространство образовало широкую площадь, выходящую на этановое озеро. Металлического вида поверхность озера отражала облака и небо, как зеркало, создавая поразительную смесь сочных красок — золотой и розовой, вишневой и бронзовой, и все в дискретной манере фовистов; настоящая природа не стесняется поворачивать палитру. Отражения нового света от зеркал в озере походили на осколки серебра, плывущие в расплавленной меди и кобальте. Подлинный и отраженный солнечный свет смешивались, лишая картину теней или создавая двойные тени — на взгляд Свон, все было очень необычно, нереально, словно декорации в таком огромном театре, что его стен не видно. Сквозь облака виднелся Сатурн, пересеченный кольцами; он казался белым пятном, занимающим часть неба.
В углу площади была установлена прямоугольная палатка. В ней стояла меньшая палатка вроде юрты или частично раздувшегося бакибола[135]; палатка стояла на полу большей палатки. Варам через шлюз провел Свон и инспектора во внутреннюю юрту. Там на полу на подушках сидели кружком несколько человек.
