Люк поморщился от боли.
– Чистая работа.
– Я хороший стрелок. Вы поправитесь. А я добился своего.
Люк осмотрел полковника. В призрачном лунном свете кровь выглядела темной и зловещей. Ее было много. Слишком много. Килиан умирал.
Люк сердито провел рукой по волосам, от досады и отчаяния не зная, что и предпринять. Надо найти помощь.
– Вы нарочно подставили себя под пулю. Можно было…
– Равенсбург, заткнитесь, – приказал Килиан, задыхаясь. – Дайте мне сказать, что я хочу. У меня мало времени.
Люк умолк.
– Так проще. Я не попаду в плен, не пойду под суд… – Он вздохнул. – Пуля почетней. Дидье неплохо стреляет.
Он закашлялся.
– Килиан, послушайте… Маркус…
– Я же сказал, помолчите. Вам придется любить ее за двоих. Видит бог, мне нелегко умирать, зная, что она станет вашей. Но я понимаю: она с тем, кого любит. Она предпочла вас. – Лицо его исказилось от боли, он застонал. – Вы должны…
Он попытался сунуть руку в карман, но лишь бессильно уронил голову, не в силах сдерживать боль и смерть.
– Что?
Люк склонился над умирающим, силясь разобрать его слова. Килиан так и не дотянулся до кармана. Люк вытащил залитый кровью конверт.
Он приподнял Килиана, подпер его здоровым плечом. Они лежали бок о бок, точно товарищи по оружию – похожие друг на друга, как братья.
– Адрес надписан, – из последних сил выговорил Килиан. – Отправьте его, когда все будет кончено. Обещайте! – простонал он в новом приступе боли и ухватил Люка за рубашку. Светлые глаза в сумерках казались совсем нездешними.
– Обещаю.
– И дайте напоследок глотнуть кальвадоса. Хочу умереть, чувствуя на губах прикосновение любимого напитка.
Люк неохотно плеснул в рот Килиану капельку кальвадоса.
– Спасибо, – прошептал полковник, проведя языком по губам. – Bonsoir, Лизетта, – выдохнул он. – Слова прощания так великолепно звучат по-французски, правда?
Вопрос умер вместе с ним. Глаза Килиана закрылись. Люк лежал рядом с ним в мягком лунном сиянии, задыхаясь от горя.
39
25 августа 1944
Лизетту разбудили ликующие крики под окнами. Через несколько мгновений она поняла, что находится в отеле «Рафаэль», где забылась глубоким сном в постели Килиана.
Ночью в комнату никто не заходил. Мундир Килиана накрывал девушку вместо одеяла. Лизетта вскочила и отправилась в ванную – привести себя в порядок. Она выглядела свежей и опрятной: волосы уложены, платье не измялось. Девушка погляделась в зеркало и слегка пощипала себя за щеки, но это не очень помогло. Она исхудала, под глазами пролегли черные круги, скулы обострились. Маркус пришел бы в ужас, но Лизетта ничуть не отличалась от остальных голодающих парижан.
Лизетта глубоко вздохнула: делать нечего, пора уходить. Девушка не знала, доведется ли ей снова встретиться с Килианом. Впрочем, с этой мыслью она уже давно свыклась. Теперь необходимо найти Люка. Пожалуй, лучше всего начать с Монмартра. Не возвращаться же к Сильвии!
Да, решено, Монмартр. Эта часть Парижа стала для нее родной. Если оставить записку на дверях прежней квартирки, то Люк непременно обнаружит ее и придет к церкви.
По крайней мере теперь у Лизетты был план, дающий надежду и помогающий хранить спокойствие. Правда, война теперь – уже не главное, и речь идет не о задании, а о сердце Лизетты. В ее жизни все стало так сложно и запутанно… С вынужденной двойной жизнью покончено, пришла пора свести все воедино. Внутренний голос прав – она давно сделала выбор. После ночи, проведенной в номере Килиана, все прояснилось. Лизетта окончательно осознала, что их дороги разошлись. Да, Килиан был ее заданием… Да, она полюбила его, хотя не ожидала такого поворота событий. Килиан был неотразим – и в другой жизни они стали бы больше чем просто любовниками.
Но ведь и Маркус любил ее!
Девушка тихонько всхлипнула. Она ненавидела саму себя, ненавидела свое лондонское командование… Маркус такой хороший. Родись он англичанином, наверняка стал бы героем союзников.
А ведь капитан Джепсон завербовал ее чуть больше года назад… Внезапно Лизетту охватил стыд. Все ее действия были направлены на борьбу с врагом, на подрыв противника изнутри. Но разве Маркус – враг?! Она торопливо утерла глаза. Никаких слез!
Если б она только могла объяснить ему, что их отношения не были ложью! Ей хотелось рассказать Килиану о своей любви к Люку – он ведь тоже достоин любви! Люк завоевал ее сердце раньше, но Маркус… Нет, прошло время упреков и извинений…
Она повесила китель в шкаф, аккуратно расправила его на вешалке и на мгновение замешкалась. Они с Килианом никогда больше не встретятся! Лизетта прижалась щекой к рукаву кителя, поцеловала грубую шерсть.
– Прощай, Маркус, – прошептала она и вышла из номера.
В вестибюле маячили вооруженные немецкие солдаты. Может, они и были готовы сдаться и сложить оружие – но только не злобной банде ошалевших от счастья французов. Лизетта невольно гадала, многие ли в ликующей снаружи толпе присоединились к Сопротивлению только в последний момент, когда стало известно, что союзники уже на подходе. И сколько среди них бывших пособников наци, теперь пытающихся укрыться под видом неукротимых борцов.
Под цепкими взглядами немцев она торопливо направилась к выходу, распахнула дверь и испуганно замерла, услышав резкий выкрик:
– Вот она!
– Еще одна шлюха! – злобно завопили в толпе.
Лизетта застыла, глядя на разъяренных парижан у входа в отель.
– О чем вы?
Какой-то подвыпивший старик схватил ее за руку.
– Привет, шлюха, – процедил он по-немецки.
– Но я француженка! – в ужасе вскричала девушка.
– Шлюха! Потаскушка!
– Позор немецкой подстилке! – голоса звучали со всех сторон.
Она тщетно пыталась оправдаться, толпа была неумолима. Лизетту стащили со ступенек и поволокли по улице, издевательски выкрикивая оскорбления. Девушку окружали возбужденные мужчины, женщины и даже дети.
– Куда вы меня ведете? – взмолилась она.
Никто не ответил. Лизетта оказалась совершенно беспомощной: в нее вцепились десятки рук. Сопротивляться было бесполезно – того и гляди изобьют до смерти, разорвут в клочки. Лучше покориться и надеяться, что скоро все кончится.
Ее грубо приволокли на площадь, где скопилась масса людей. Вокруг царила праздничная, карнавальная атмосфера, парижане хлопали и ликующе кричали. Старик протащил Лизетту сквозь толпу, подтолкнул к стайке женщин, замерших со склоненными головами.
Лизетта обезумела от страха: неоткуда было ждать ни помощи, ни защиты. Озверевшая толпа избрала мишень для своей ярости и жаждала насладиться местью. Несчастные женщины знали, что им нет спасения.
