Посреди залива беспокойно кружилась вокруг своего якоря белая сияющая яхта под американским флагом.
Сзади послышались шаги. На тропинке показался Хуан с костылями под мышкой – ладно скроенный мужчина с широкими плечами и мощной грудью. Под носом у него топорщились пышные усы. Левая нога была обмотана грязными бинтами, но он спокойно налегал на нее всем весом.
– Ну и? – спросил Эмилио.
– Я все выяснил, – сказал Хуан, усаживаясь рядом с ними.
– Тебя не узнали?
– Нет. Говорю же, нет. Этим рыбакам невдомек или вообще наплевать, что творится в Веракрусе или Галеане. Я прошел мимо полицейского. Так жирный болван на меня даже не взглянул.
Пепе поежился. Он сам был толстенький, маленький, вечно казался заспанным – и гордился тем, что похож на Панчо Вилью.
– И что ты видел? – спросил Пепе.
– Все, – сказал Хуан. – Видел, как гринго бросили якорь в бухте. До берега они доплыли на шлюпке. Их всего двое – мужчина и женщина.
– Женщина – блондинка? – поинтересовался Пепе.
– Да.
– Класс!
– Ну и вот. Они пошли в полицейский участок, показали сержанту визы. Я сидел на солнышке и слушал. Сидел со слепым нищим и сам просил милостыню.
– Вообще класс! – засмеялся Пепе.
– Заткнись! – сказал Хуан. – Сержант спросил американцев, есть ли у них что-то такое, за что надо платить пошлину. Они говорят «нет». Он спросил, есть ли у них оружие. Они говорят «нет».
Эмилио кивнул и отбросил окурок.
– Сержант спросил, куда они плывут. В Акапулько, мол, отходят утром. Замечательно, сказал сержант и проштамповал визы.
– И куда они двинули потом? – спросил Эмилио.
– На площадь. Выпили по стаканчику, потом пошли на рынок. Купили овощи, соломенные шляпы и серапе[4].
– Платили песо или долларами? – спросил Пепе.
– Песо. У мужчины много песо – сотен, должно быть, пять. Они сложили вещи в шлюпку и погребли к своей яхте, ну а я пошел сюда.
Некоторое время трое мужчин молчали, глядя на американскую яхту. Солнце опускалось в океан. В сгущающейся темноте залива чистенький белый кораблик казался одиноким и беззащитным, прямо как овечка, которая отбилась от стада и не понимает, что ее жизнь в опасности.
– Яхта наша, только руку протяни, – сказал Хуан.
– Не нравится мне все это, – заявил Эмилио.
– Это еще почему?
– Сам знаешь, Хуан. Мы ограбили лавки в Веракрусе и Галеане, убили человека в Халапе. Нас таких – десять тысяч между Чиуауа и Юкатаном. Полиция нас вроде бы ищет, да только не слишком старается. А вот ограбить и убить американцев – это, Хуан, совсем другое дело.
– Он прав, – кивнул Пепе.
– Полиция присматривает за туристас, – продолжал Эмилио. – На этом настаивает американское правительство. Помнишь, что стало с парнями из Коауилы, которые прикончили американского нефтяника?
– Они промышляли у самой границы, – сказал Хуан.
– Ладно, тогда вспомни Луиса и его людей – они-то промышляли здесь, в Герреро. Их годами не могли изловить в этих горах. Но потом они убили американца. Тогда власти прислали военных на лошадях, с пулеметами и аэропланами. Они искали восемь месяцев, нашли Луиса с его бандой и всех до одного перевешали.
– Ты закончил? – спросил Хуан.
– Да, закончил. И мне это все не по душе.
– Мне тоже, – поддакнул Пепе.
– А теперь, придурки, послушайте меня, – сказал Хуан. – В городе вас не видели. Видели только меня, нищего хромоножку. Мы грабим яхту и убиваем американцев, чтобы те не проболтались. И на кого все свалят?
– На кого? – разинул рот Пепе.
– На местных, конечно! – воскликнул Хуан. – Сержант скажет, что чужаков тут не было, кроме хромого нищего… А нищих в этой стране что блох на шелудивом псе. Они будут искать убийц в Тетуилане среди рыбаков. Ну а мы смоемся в Мехико.
– Ты очень умный. – Пепе заморгал сонными глазками. – А женщина, кстати, блондинка.
– Забудь о ней, – сказал Эмилио. Его худое лицо окаменело. – Мне это не нравится. Давайте заниматься тем, что мы знаем. Вот мы с Пепе знаем горы. А в яхтах и американцах не разбираемся.
– Зато я разбираюсь, – сообщил Хуан. – Что до американцев, то все они слабаки и трусы, если только не пьяные. А нас, между прочим, трое!
– Да я не сомневаюсь, что мы справимся, – сказал Эмилио. – Но к чему суетиться и строить планы, если мы выгадаем несколько сотен песо? Раздобыть такие деньги можно где угодно, раз плюнуть.
– Он прав, – кивнул Пепе.
– Слушайте, – гнул свое Хуан. – Вы хорошо знаете горы. А я прислуживал офицерам на американском корабле в Сан-Диего и знаю, что можно взять на яхте. Рассказать вам?
– Расскажи.
– Песо, которые есть у мужчины. Три или четыре сотни. Американские доллары, может быть, много. Наручные часы, за каждые Герман из Мехико даст полсотни песо. Столовое серебро – еще сотня песо. Бинокли, две штуки, по двести песо. Прибор, который называется секстант, – двести песо. Драгоценности женщины, может быть, три сотни песо. Все это – легкие вещи, мы их унесем в мешке. Продолжать?
– Валяй, – сказал Эмилио.
– Компас – сто песо. Приборы для навигации, скажем, пятьдесят песо. Корабельные часы – триста песо. И наверняка еще много чего. Все вместе – может быть, тысяч пять. Ну как, стоит оно того? Или вы лучше нападете на пьяницу ради пяти песо и уарачес?[5]
– Две тысячи песо, – протянул Эмилио раздумчиво.
– Наверняка больше, – сказал Хуан. – А свалят все на местных рыбаков. Теперь дальше. Американцы бросили якорь далеко от берега, так что никто не видит, а главное, не слышит, что там у них происходит. Мы спустимся в город поздно ночью, возьмем какую-нибудь лодку, подгребем к яхте. Прикончим их и возьмем все, что можно. Доплывем до берега, бросим лодку и смоемся в Мехико. Утром американская яхта будет на месте – ну и отлично. Вряд ли кто что-то заподозрит: американцы ведь психи, приплывают и уплывают когда бог на душу положит. Через два или даже три дня сержант забеспокоится. Подплывет к яхте на катере и найдет трупы. А мы уже давно будем в Мехико и все продадим. И кто нас потом найдет?
– Он прав, – кивнул Пепе.
Эмилио на мгновение задумался.
– Две тысячи песо? – спросил он.
– Минимум, – сказал Хуан. – А так, наверняка тысяч пять или шесть. И у них нет оружия.
