Чтоб обрисовать ситуацию, мне хватило трёх фраз. Хотя, наверное, Вуангу достаточно было бы услышать и трёх слов: «атака», «заложник» и «выкуп». Узнав, что в качестве выкупа от нас требуют помимо сердца ещё и фрагмент Вещи Без Названия, Вуанг сказал строго:
— Вещь — нельзя.
И при этом на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Это не обсуждается, — похлопал я его по плечу. — Мужайся. Будет надо, возьмём на время, а потом вернём.
— Нельзя, — твёрдо стоял немногословный воин на своём.
— Говоришь, нельзя? — Я показал рукой на запретную дверь. — Эту дверь вот тоже открывать нельзя. А поэт говорит, что ты давно положил болт на это «нельзя».
— Случайно, — сказал Вуанг, ничуть не смутившись.
— Один раз случайно, а второй? Третий? Потом?
— Запрет можно нарушить только раз.
С логикой Вуанга, завидно железной, как и его мускулы, было трудно не согласиться, и я согласился:
— Тут ты, чувак, определённо прав, девственность действительно можно потерять только один раз. — После чего предложил: — Давай не будем ссорится. Давай это оставим на потом. Изъятие Вещи на данный момент не актуально и не ясно, станет ли актуально. А сейчас мне срочно нужно в Запредельное.
После этих слов я направился к запретной двери и решительно схватился за чугунное кольцо.
— Подожди, — сказал по-кошачьи бесшумно ступавший за мной Вуанг.
— Что ещё?
— Откроешь дверь, нарушишь запрет.
— Вуанг, — взмолился я, — не начинай ради Силы сначала.
Он постучал кулаком по двери:
— Я открою, а ты войдешь. Входить никто не запрещал.
— Вот ты про что, — усмехнулся я. — Я в таком случае чистым останусь?
Воин кивнул, рванул дверь, и на нас пахнуло холодом.
— О, блин! — задохнулся я.
— А ты думал, тут мёртвые женщины по стенам, как у Синей Бороды? — с угрюмой вежливостью поинтересовался Вуанг.
Я мотнул головой — помолчи ради Силы. Сам выдержал паузу, а затем приказал помертвевшим голосом:
— Если не вернусь, вызывайте Куратора.
Про себя же, задержавшись на пороге и набрав полную грудь воздуха, решил: если всё сладится, брошу пить, курить и буду бегать по утрам трусцой.
Шаг вперёд сделать не успел.
Чувствуя, что за всей моей внешней решимостью скрывается тревога за благополучной исход предприятия, Вуанг напомнил:
— Не забудь расслабиться.
И, словно инструктор начинающего парашютиста, с силой втолкнул меня в темноту.
Не найдя ногами никакой опоры, я тотчас полетел вниз. А возможно, вверх. Но лучше, наверное, сказать (поскольку в Запредельном нет никакого низа, а равно верха), что полетел я в бездну. Применительно к данному случаю это очень удачное слово: ничего конкретного не обозначает, но даёт возможность кое-что прочувствовать. Впрочем, может, и не летел я ни в какую в бездну, мало больше — вовсе не летел. Может, ощущение полёта было иллюзией, порождённой характерным для прохода по узкому коридору между жизнью и смертью изменённым состоянием сознания. Поди там разбери, когда нет никаких ориентиров, а есть только одна темнота. И даже когда через время (на самом деле, с учётом того, что времени в Запредельном нет, не понять когда) темнота сменилась светом, легче от этого не стало. Свет был настолько тотальным, настолько ярким, что всё равно ничего видно не было. Да и смотреть особо не хотелось, хотелось зажмуриться, так было больно глазам. А потом свет простыл, сквасился и благополучно выродился в серые переливы, запрудившие всё пространство. На само же деле с учётом того, что пространства в Запредельном нет, запрудил он, конечно, не понять что. Но под завязку. И тут я наконец в полной мере воспользоваться советом воина — расслабился.
Это в Пределах для того, чтобы наколдовать чего-нибудь, нужно сосредоточиться, напрячься, сконцентрироваться, собрать всю свою Силу в кучу и наложить её на образ. В Запредельном надо действовать с точностью до наоборот. Силы тут как грязи. Все эти серые переливы и есть визуализация Силы, которая в Запредельном никакая уже не Сила, а просто сила. Вот почему Здесь надо поступать по следующей методике: успокоился, расслабился, наметил в сознании нужный Образ и вперёд — накладывай его на силу, роняй его в эту многозначительную и всепоглощающую грязь. И вот что интересно: на то, чтобы воспроизвести в сознании прообраз Образа, тоже не стоит тратить особых усилий. Мозг настолько мощный аппарат, что сам всё сделает без дополнительных с твоей стороны стараний. Ему в таких экстремальных условиях достаточно лишь намёка. Достаточно какой-нибудь самой малой детали. Достаточно какой-нибудь косой линии на белом листе, чтобы он решил — вот линия горизонта, сверху — небо, снизу — земля. А как решит он так, сразу и начнёт этот мир обустраивать. Да так напористо, что уже не остановишь. Он такой. Он ассоциативный. Он способен накуролесить и нагромоздить.
Обычно, попадая по известному графику в Запредельное, я начинал с того, что представлял покатую крышу Храма Книги. Даже не саму крышу, а её контур, галочку такую, две иголки сосновые. На этот раз я представил луну — полную, яркую, с родимым пятном в виде охотника. Мне показалось, что этого хватит и даже с лихвой. Но я ошибся. Переливы стали ярче, пошли волны и круги, но нужный Образ не проявился. Мало того, на меня хлынула волна чужой и ненужной мне фантазии. Я явственно — этого вот только не хватало! — услышал, как кто-то не то закашлялся, не то зашёлся кудахтующим смехом, а после этого приступа пробормотал хриплым голосом:
— Как сказал мой папа перед тем, как убить маму: «Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам».
Потом раздались выстрелы. А когда стихли и они, и гулкое эхо, ими вызванное, всё тот же хриплый проорал:
— Умри! Умри! Почему ты не умираешь?! Почему ты не умираешь?
— Под этой маской больше, чем плоть, — ответил ему кто-то молодо, звонко и задорно. — Под этой маской — идея, мистер Криди. А идеи — пуленепробиваемы.
Так не пойдёт, подумал я. Чего доброго сейчас стану героем чужой истории. Какого-нибудь детектива в стиле нуар. Или городского комикса. Или ещё чего похуже.
Скомкал всё чужое, отбросил в сторону, раскрепостил сознание и вновь завесил луну, на этот раз прикрыв один её бок живописным облаком. Однако затем подумал, что облако это слишком уж по-детски, убрал его и навёл вокруг луны много-много радужных кругов. И как только замкнул последний — всё сработало как надо. Уже в следующий миг (так, во всяком случае, мне показалось, хотя быть может, минула и целая вечность) я оказался там, где и мечтал оказаться: в ночи на пыльной дороге посреди пустынной равнины. Вздохнув тёплого воздуха, наполненного густыми горькими ароматами палёных трав, я посмотрел туда, где на фоне багрового зарева виднелись две одинаковые, но разделённые километрами башни-донжоны, и подумал: оно.
