— Да ничего дальше. Вы что же, не могли мне раньше рассказать? Лучше уж знать всю правду без утайки, а то, когда потом что-то выплывает, человек себя чувствует круглым дураком. Знаете, как это обидно? Ну что вам стоило взять и рассказать мне все. Ну, знала бы я, что я ваша дочь. Какая разница? Даже если я тогда совсем маленькая была, неужели так трудно было мне все объяснить? Взять и сказать: так, мол, и так, Лира, вот кто ты на самом деле, но ни одна живая душа об этом знать не должна. Я бы все поняла! Я же умею хранить тайны. Но зато как бы я гордилась тем, что я знаю! Из меня бы слова не вырвали, если бы вы велели мне молчать. А вы… Ну что вам стоило рассказать мне! Всем другим людям рассказали, а мне…
— И кто же это тебе все рассказал?
— Джон Фаа, вот кто.
— И про твою мать он тебе тоже рассказал? — вскинул брови лорд Азриел.
— Да.
— Ну, значит, ты уже все знаешь, и мне к этому добавить нечего. В любом случае я не желаю, чтобы меня допрашивали, да еще таким тоном. Кто ты такая, в конце концов?
Лира почувствовала, что в ее глазах закипают злые слезы.
— Я… я привезла вам ваш веритометр, будь он неладен. Я всю дорогу, с того самого момента, как магистр вручил мне этот чертов прибор, тряслась над ним. Берегла его, как зеницу ока. Зачем, спрашивается? Я сама научилась по нему читать, а вы… вы даже спасибо мне не сказали. Я через такое прошла, чтобы только принести его вам, хотя сотни раз могла все бросить и сидеть себе спокойненько, а вы… Хоть бы улыбнулись мне! Ведь я же все это делала ради вас: шла, мучилась столько, и во дворце этом поганом, вонючем, где одни медведи, я же не испугалась, а ведь я совсем одна была, и Йофура Ракнисона не испугалась, это же я его обдурила, уговорила, чтоб он с Йореком сражался… Я так хотела вам помочь! А вы, как меня увидели, прямо в лице переменились, как будто я с того света явилась, руками замахали, лишь бы… Эх вы… Нет уж, лорд Азриел… Никакой вы не мой папа. Мой папа, настоящий папа, он бы никогда так не сделал. Потому что он бы свою дочку любил. Я знаю. Вы меня не любите, и я вас тоже не люблю. Я Фардера Корама люблю и Йорека Бьернисона. Да-да-да, я люблю его больше, чем родного отца, хоть он и не человек, а панцирный медведь. Но только ему я куда дороже, чем вам. Он меня по правде любит.
— А кто только что говорил, что панцербьорн просто выполняет приказ Джона Фаа? — насмешливо поинтересовался лорд Азриел. — Ну, вот что. Если ты здесь собираешься разводить сопли, то весь наш разговор — это пустая трата времени.
— Нате вам ваш чертов веритометр, я ухожу.
— Куда, позволь спросить?
— К Йореку. Когда миссис Кольтер и ее мертвяки прилетят в Свальбард, мы примем бой. Если они победят, мы погибнем. И пусть я умру, мне наплевать. А если Йорек победит, то мы подождем, пока Ли Скорсби не прилетит, и тогда…
— Кто такой Ли Скорсби?
— Никто. Аэронавт, вот кто. Он нас привез в Свальбард, а потом шар потерпел крушение. Ну все. Мне пора. Вот вам ваш веритометр, он работает, все в порядке.
Лорд Азриел, не шевелясь, сидел в кресле, и Лире ничего не оставалось, как положить злосчастный прибор на медную раму каминной решетки да идти восвояси. Стоя в дверях, она в последний раз посмотрела на отца:
— Я просто хочу предупредить вас. Миссис Кольтер уже на пути в Свальбард, и, как только она прознает о том, какая судьба постигла Йофура Ракнисона, она будет здесь. У нее дирижабль и вооруженный отряд. Мы все должны быть убиты по приказу Магистерия.
— Они не успеют, — негромко произнес лорд Азриел и улыбнулся.
Он сказал это так легко и спокойно, что Лирина ярость вдруг куда-то улетучилась. Но сдаваться она не собиралась, хотя голос ее звучал уже не так задиристо:
— А вы откуда знаете?
— Значит, знаю.
— У вас что, есть еще один веритометр?
— Мне для этого веритометр не нужен. Ну, вот что. Давай-ка садись и рассказывай. Я хочу знать все о твоей одиссее. Давай, давай по порядку и очень подробно. Ну, начинай!
И она начала. Начала с того самого вечера, когда спряталась в рекреации, и дальше, не пропуская ничего. Про то, как мертвяки сманили Роджера, про свое житье-бытье у миссис Кольтер, про все, про все. История получилась длинная, но вот и она подошла к концу.
— Есть только одна вещь, которую я хочу знать, — сказала Лира. — И мне кажется, я имею на это право. Так же, как я имею право знать, кто мои настоящие родители. И если уж вы от меня это скрыли, то ответьте мне сейчас на мой вопрос, ладно? Так, по-моему, будет справедливо. Я хочу знать, что такое Серебристая Пыль и почему ее все так боятся.
Лорд Азриел в задумчивости посмотрел на девочку, словно прикидывая, сможет ли она понять, хоть что-нибудь из того, о чем сейчас пойдет речь. Лире вдруг пришло в голову, что никогда прежде он не относился к ней серьезно. Для него она всегда была малышкой, смешной зверушкой. Но сейчас, судя по всему, он думал иначе.
— Серебристая Пыль, говоришь? Это то, что приводит в движение стрелку веритометра.
Лира даже задохнулась от восторга:
— Я же… я же тоже так думала! А еще? Расскажите мне еще, ладно? Откуда люди про нее узнали?
— Ну, в какой-то мере Святая Церковь всегда знала о ее существовании. Да, да, не удивляйся, священники уже много веков подряд говорят о Серебристой Пыли, только они называют ее несколько иначе. Так вот, не так давно ученый из Московии, по имени Борис Михайлович Русаков, открыл элементарные частицы нового вида. Ты знаешь, что такое элементарные частицы? Они называются “элементарные” потому, что их дальнейшее деление или расщепление невозможно. То есть мельче нельзя, понимаешь? Ты наверняка уже знаешь, что такое электроны, фотоны, нейтрино, да? Так вот, частицы, открытые Русаковым, тоже попадали в эту категорию, но замерить их было чрезвычайно трудно, потому что их поведение коренным образом отличалось от всего ранее известного. Сложнее всего было объяснить тот факт, что эти новые частицы концентрируются там, где находятся люди. Их словно магнитом тянет к нам. Но не ко всем. Только к взрослым. К детям тоже, но в очень незначительной степени. Процесс активизируется только после того, как альм ребенка обретает постоянную форму, то есть перестает меняться. Тогда-то, а именно в подростковом возрасте, и начинается все более и более активное притяжение этих частиц. И у подростков оно уже совсем, как у взрослых, понимаешь? Ну вот. Согласно существующему порядку, любые исследования подобного рода, поскольку они так или иначе имеют отношение к основам вероучения, должны представляться в Женеву, на рассмотрение Магистерия. Однако выводы, к которым пришел Русаков, были настолько парадоксальны и необъяснимы, что полномочный дознаватель Дисциплинарного Суда при Духовной Консистории заподозрил ученого в том, что он одержим дьяволом. И вот в лабораторных условиях была проведена процедура изгнания бесов, потом Русакова допрашивали с применением методов Святейшей Инквизиции, но в результате дознания им все-таки пришлось признать, что он не лжет, а говорит сущую правду. Серебристая Пыль и в самом деле существует, и это неоспоримый факт. Однако необходимо было определить ее природу. Ну и Святая Церковь пошла по единственно возможному для себя пути, чему вряд ли можно удивляться. Серебристая Пыль по указу Магистерия была объявлена физическим доказательством первородного греха. Ты, кстати, в курсе, что это за штука такая — “первородный грех”?
