Тут ей в голову пришла неожиданная мысль. Жюльетта не стала думать о последствиях, понимая, что главное сейчас — решиться хоть на что-нибудь.
— В Байшада-Флуминенсе, — сказала она шоферу.
Тот бросил в зеркало настороженный взгляд и стал всматриваться в иностранку — вид невеселый, никакого багажа. Он назвал цену, желая проверить, есть ли у нее деньги. Не глядя на него, Жюльетта порылась в кармане джинсов, вытащила две бумажки и протянула шоферу. Он тронулся с места.
Ночной Рио в дождливую погоду напоминает разрушенный северный город. Обшарпанные туннели, плохо освещенные улицы, разбитые тротуары и покосившиеся фонарные столбы. В темноте нет и следа того очарования, которое придает нищете яркое солнце. Остаются на виду лишь сочащиеся язвы раненого города и упадочная красота приходящей в запустение столицы. Машина оставила позади центральные районы и оказалась в мрачных кварталах с приземистыми домишками. Жюльетта приоткрыла окно и ощутила во влажном воздухе запах земли и гнили, запах Байшада.
Шофер спросил Жюльетту, где ее высадить. Он говорил на ломаном английском, а Жюльетта старалась употреблять лишь самые простые слова. Она указала ему на канал. Они медленно поехали по разбитой главной улице. В чуть лучше освещенном, чем остальные, месте Жюльетта велела шоферу остановиться.
Дождь прекратился. Бледный свет луны высвечивал на небе ступенчатые массы облаков, среди которых, казалось, можно различить контуры настоящей горы. Над плоской поверхностью земли мерцали подвешенные к опорам высоковольтных линий лампочки, высвечивая лужи и свежие рытвины. Такси исчезло, улица совершенно опустела: ни пешехода, ни зверя, никого. Лачуги из картона и дерева поглотили все живые существа на манер огромного Ноева ковчега, мотающегося по черным волнам бурного моря.
Жюльетта наудачу сделала несколько шагов по улице. Вокруг царила такая же тишина, как в Колорадо, и небо столь же бесстрастно парило над землей. И все же вокруг словно расстилалась другая планета. Здесь не осталось ни следа природы. Ни одного человеческого существа, зверя или складки земли. Нельзя было различить даже намека на тот симбиоз природы и человека, который демонстрирует зрелище возделанных полей, домашних животных, окруженных садами домов. Единственной реальностью в этих краях оставалась аморфная масса человеческой плоти, размазанная по земле среди осколков вселенского разрушения.
И все же в этих двух ночах существовало что-то общее. Человеческие существа не казались Жюльетте более враждебными, чем явления природы. И те и другие влекли ее, так что, углубляясь в дебри Байшада, она ощущала то же смутное наслаждение, какое испытала в каньонах американского Запада. Кто знает, быть может, здесь она чувствовала себя даже увереннее, ибо царивший вокруг хаос оставался теплым и человеческим. Даже смерть, если придется с ней встретиться, будет по ее мерке.
Облака быстро мчались по небу на огромной высоте, и время от времени в просветах между ними возникала почти полная луна, бросающая на лачуги вокруг неяркий свет. Чей-то взгляд, должно быть, сверлил темноту, ибо Жюльетта вдруг поняла, что за ней наблюдают.
Она остановилась, никого не увидела, но отчетливо различила какой-то шепот и приглушенный свист. Неожиданно из тени выскочил босоногий мальчишка и помчался по лужам, поднимая фонтаны брызг. Он замер перед Жюльеттой, уперев руки в бока. Пареньку было не больше десяти лет, у него было темное лицо и коротко остриженные волосы с островками лишая. Двух передних зубов не хватало, и не стоило особенно надеяться, что на их месте вырастут новые. Руки мальчика хранили многочисленные следы ожогов и порезов. На тыльной стороне ладоней виднелись бороздки от расцарапанной ногтями чесотки. Он произнес какую-то фразу по-португальски но Жюльетта ничего не поняла. В его взгляде ей почудилось что-то, что могло быть и жестокостью, и страхом. Вдруг он схватил Жюльетту за руку и потянул в сторону, в тень лачуг. Открылась какая-то дверь, Жюльетта увидела отблески света, но такого слабого, что он едва пробивал темноту.
Следом за мальчиком она вошла внутрь.
Внутри царил резкий запах земли и пота. Свет шел от фитиля, плававшего в наполненной маслом консервной банке. Жюльетта различала какие-то силуэты и отблески света в глазах людей. Она не видела лиц, но отчего-то не чувствовала страха. Напротив, ей показалось, что ей дали укрытие, и, словно в подтверждение ее мыслей, снаружи донесся оглушительный удар грома. По крыше застучали крупные капли дождя.
Внутри немедленно поднялась непонятная суета и раздались приглушенные возгласы. Глаза Жюльетты немного привыкли к мраку, и теперь она могла разглядеть фигуры людей и устройство самого помещения. Оно состояло из одной комнаты, половину которой занимали размещавшиеся друг над другом нары. Наверху, под самой крышей, копошились люди. Через дыры в кровле вниз лилась вода, падая на постели и в подставленные кастрюли и пластиковые ведра. Обитатели верхних нар спешно перебирались на другие, этажом ниже. Над кроватями торчало с десяток детских головок. Кое-кто из них следил за дырами в крыше, другие не сводили взгляда с Жюльетты, неподвижно стоявшей посреди лачуги.
Прямо напротив, в глубине помещения, Жюльетта заметила могучую чернокожую женщину в темном платье. Она держалась отстраненно, словно подчеркивая свою власть над маленьким мирком дома. Она сделала Жюльетте знак присесть. Один из детей поставил перед Жюльеттой сработанный из ящиков табурет. Она опустилась на него, а женщина села напротив нее.
Говорить о тишине в доме было нельзя, ибо она постоянно нарушалась беготней детей и звяканьем переставляемых ведер, но для Жюльетты следующие несколько минут прошли под знаком смущения, неподвижности и молчания. Женщина напряженно вглядывалась в ее лицо. У нее были темные и блестящие глаза. Лицо, насколько позволяли разглядеть сумерки, казалось помятым, но сохраняющим юношескую свежесть. Жюльетта всматривалась в черты измученной женщины, которая, надо думать, приходилась матерью всей этой ораве детей, и с изумлением понимала, что та молода.
В какой-то момент, когда взгляд женщины проник в самую глубину существа Жюльетты, та откинулась на табурете и улыбнулась. Она взяла руки Жюльетты в свои, холодные и шершавые. В углу комнаты коптила печечка, на которой молодая девушка кипятила воду. По знаку женщины она принесла обеим по пластиковому стаканчику, наполненному обжигающей жидкостью, которая здесь считалась чаем. Жюльетта обхватила его ладонями, согревая руки. Женщина подняла свой стаканчик, словно желая чокнуться, и глухим голосом назвала свое имя: Кармен. Жюльетта тоже представилась, и они рассмеялись. Потом, после объяснений, произнесенных категорическим тоном по-португальски, женщина заставила назвать свое имя каждого из присутствующих. Дети исполнили требование, смеясь. Они спрыгивали на пол, приветствовали Жюльетту и забирались обратно. Лохмотья, которые заменяли им одежду, были омерзительно грязными, но глазенки детей светились такой непосредственной радостью, что в голову не приходило и мысли о нищете.
Жюльетта и представить себе не могла, что их так много, и решила, что некоторые повторяли представление на бис. Приглядевшись внимательнее, она убедилась, что это не так. В комнате находилось по крайней мере с дюжину ребятишек. Возможно, что кроме братьев и сестер среди них были приятели или сироты. Жюльетта не поняла ни слова из того, что они пытались ей втолковать.
