— А что будет с моими мальчиками?
— Мы пришли к вам именно из-за них, — призналась миссис Хейган. — Неужели вам хочется, чтобы они видели, как дурно обращаются с их матерью? Чтобы они решили, что так и следует мужу обращаться со своей женой?
Ужасное видение предстало перед моими глазами: в близком будущем, через десять — пятнадцать лет, мои мальчики, ставшие юными мужчинами, жадно приобретают женщин — одну за другой. Не было причин полагать, что они вырастут иными, чем мой отец, брат или муж. Если ничего не изменится, их Судьба решена, так же как была решена моя.
После того как здоровье мое поправилось и я снова могла взяться за выполнение своих обязанностей по дому, мне нанесли визит два Приходских Учителя. Оба были молоды — лет двадцати — двадцати двух, один — толстый, с заплывшим жиром лицом, а у второго все лицо заросло черной бородой. Они уселись у меня в гостиной, каждый на самом краешке стула, и на лицах их изобразилось что-то вроде сочувствия, смешанного с отвращением.
— Сестра, нас послали к тебе оценить качество твоей веры, — начал бородатый.
— У нас есть к тебе несколько вопросов, — сказал толстый.
— Сначала, — отозвалась я, — у меня есть вопрос к вам. Как вы сумеете оценить качество моей веры?
— Сестра, неужели ты не понимаешь? Мы — Учителя нашего прихода. Мы прошли посвящение. И мы оба получили предписание.
— Да, я понимаю. Но как вы сумеете узнать мою душу лучше, чем знаю ее я сама?
На их лицах появилась слабая улыбка. Я с легкостью читала мысли толстяка: ему не терпелось поскорее уйти из моего дома и обсудить с первым попавшимся мое неверие.
Бородатый откашлялся:
— Позвольте мне начать оценку. Итак, прежде всего, сохраняешь ли ты веру в Откровения Джозефа Смита и в Пророчества Бригама Янга?
— Нет.
Молодые люди посмотрели друг на друга. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так отвечал. Толстяк казался потрясенным; его компаньону, видимо, понравилось, что им придется принять мой вызов.
— Я уверен; ты сама не понимаешь, что говоришь, — произнес толстяк. — Брат Броудхед спросил, хранишь ли ты Пророков в сердце своем?
— Я поняла. Нет, не храню.
Молодые люди снова переглянулись. Удивление на их лицах сменилось раздражением.
— Послушай, Сестра, — начал толстяк, — то, что ты говоришь, может принести тебе массу неприятностей не только с Господом Богом и Небесами, но с Бригамом и всеми остальными. Тебе следует быть более осторожной. Мне придется доложить Епископу обо всем, что ты сказала.
— Благодарю вас, джентльмены, я сама это сделаю. — Я объяснила молодым людям, что их религия меня предала, их Пророк меня бросил, их брачная система разрушила мою семью. — А теперь скажите мне, да, прошу вас, скажите мне, как же мне любить эту религию? Возможно, вам лично она не принесла ничего, кроме радости, вам обоим, и вашим семьям, и всем, кого вы знаете. Возможно, эта система приносит вам выгоды, питает и обогащает вас как физически, так и духовно. В таком случае я могу понять ваше рвение и ваше желание в ней участвовать. Но, Братья, прошу вас, попытайтесь, хотя бы на миг попытайтесь увидеть, что она сотворила со мной. Если вам это удастся, вы сможете понять, почему моя вера рассыпается в прах, даже сейчас, пока мы с вами беседуем.
Лицо толстяка просветлело, будто в голову ему только что пришла замечательная идея.
— Я знаю, что тебе нужно, Сестра. Тебе нужно восстановить твою веру. Вот что мы сделаем. Мы добьемся, чтобы тебя окрестили снова. Ты пройдешь через эту церемонию, и сердце твое очистится, и все неверие будет смыто прочь.
Некоторое время я еще спорила с ними, уверяя их, что мне больше не нужны никакие церемонии, но молодые люди оставались неумолимы. Они предостерегали меня о грозящей мне одинокой судьбе и о холоде вечности, не согретой любовью Господа.
— На твоем смертном одре, Сестра, ты пожалеешь об этом дне. На твоем смертном одре — я гарантирую тебе это — ты услышишь мой голос!
— Я понятия не имею о том, что случится со мной после смерти, — ответила я. — Однако одно я знаю наверняка: вы тоже никакого понятия об этом не имеете!
После этого я больше никогда не пыталась поверить в учение Святых Последних дней. Мою веру словно вытряхнуло, как из мусорного бачка. Когда я сказала об этом маме, она ответила:
— Ты сама не знаешь, что говоришь.
— Я знаю, мама.
— Ты все потеряешь.
— Уже потеряла.
ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ЖЕНА
Глава двадцать первая
Жена-ОтступницаМой побег из мира Мормонов начался при помощи шести рабочих и фургона для перевозки мебели. Они вынесли из дома всю мебель и отвезли ее на аукцион. Один из рабочих спросил, не вынуть ли витражное стекло из рамы, но я сказала, чтобы он оставил его для следующей жены и той, что придет после нее.
Когда мой дом опустел, я села на террасе с моими мальчиками, чтобы рассказать им о великом приключении, которое нам предстоит.
— Как предстояло Пионерам? — спросил Джеймс.
— Да, что-то вроде того. И как бывает во всяком приключении, на нашем пути нас будут ждать трудные времена. Вот и сейчас наступает такое время. Мне нужно, чтобы вы оба были мужественными и не плакали, даже если вам очень захочется плакать. — Я собиралась отослать Джеймса, моего старшего сына, пожить у моего отца и его жен, пока смогу где-то устроиться. Когда я сказала ему об этом, сын от горя быстро-быстро заморгал глазами. Он боролся со слезами как мог, но потом выдержка покинула храброго мальчика. — Я обещаю: мы очень скоро опять будем вместе.
— А почему Лоренцо можно с тобой остаться, а мне нет?
По правде говоря, я была не в силах в одиночестве встретить предстоящее мне испытание. Мне нужно было, чтобы хоть один из моих сыновей был вместе со мной, несмотря на то что заботы даже об одном ребенке могли вызвать слишком большие трудности в эти наступающие для меня новые дни. Джеймс упрашивал меня не покидать его. Он рыдал у меня на груди, пока Судья и миссис Хейган его не увезли.
Я была так расстроена его отъездом, что стала думать о том, чтобы отказаться от своего плана. Тут маленький Лоренцо сжал мою руку.
— Куда мы пойдем? — спросил он.
Его теплые пальцы напомнили мне, почему я выбрала этот путь к свободе и почему я не могу повернуть назад.
Когда стемнело, мы с Лоренцо отправились пешком по соседним улицам: мы делали вид, что просто гуляем, и приветственно кивали соседям. Я ничего необычного не несла с собой, не давая никому повода полагать, что бегу прочь. Так прогуливаясь, мы встретили преподобного и миссис Страттон. При виде их Лоренцо запрыгал от радости: он был привязан к ним, как к любящим дядюшке и тетушке. Они присоединились к нам самым естественным образом, и мы пошли дальше вместе, как бы случайно обращая внимание друг друга на летние лозы на решетках, на желтые помпоны бархатцев на клумбах. Без особых усилий и без видимого намерения мы, как бы без всякой цели, добрели до центра города и продолжали прогуливаться, пока не оказались перед «Домом Пешехода» — Немормонским отелем. Я сказала Лоренцо, что там мы и проведем ночь.
