Но вот неожиданно для Роджера все изменилось — он несомненно считал, что к лучшему, — когда в один из вечеров ранней весны на табурет рядом с ним взобралась блондинка по имени Мадлен в пальто из искусственного меха и со стаканом джин-тоника в руке. Я ее раньше ни разу не видела, но она очевидно была из местных и, судя по тому, что о ней говорили посетители, недолго задержалась бы рядом с Роджером, поскольку горизонт ее желаний простирался за пределы пивной «Кот и Свисток».
В самом деле их любовная связь — если только ее можно назвать таковой — продолжалась всего двадцать дней. Я знаю точно, потому что считала их. В тот вечер из угла послышались громкие голоса, все повернули в ту сторону головы, и Мадлен так же быстро соскочила с табурета, как и взобралась на него. Роджер смотрел, как она прошла и села на свободное место в дальнем конце стойки. Он не выразил удивления ее поступком и не попытался пойти за ней.
Ее уход стал для меня сигналом, что теперь пришел мой час. Я выскочила из-за стойки, быстро — насколько позволяло достоинство — прошла к его столику и села на табурет с ним рядом. Он никак не реагировал на мое появление и не предложил мне что-нибудь выпить, но брошенный на меня косой взгляд сказал мне, что он не возражает против замены. Я оглянулась посмотреть, нет ли других претендентов на мое место. Мужчины, стоявшие у доски, подсчитывали очки, и им было не до меня. Хозяин, по-видимому, не обратил внимания на мое отсутствие, потому что выполнял заказы посетителей. Я заметила, что Мадлен уже пьет шампанское, налитое в ее бокал из единственной имевшейся в баре бутылки. Незнакомец, заплативший за нее, был одет в стильный двубортный блейзер, на шее у него красовался полосатый галстук-бабочка. Это убедило меня в том, что Роджер ей больше не нужен: она будет занята по крайней мере ближайшие двадцать дней.
Я подняла глаза и посмотрела на Роджера. Мне давно было известно, как его зовут, хотя я ни разу не разговаривала с ним и была уверена, что он не знает моего имени. Я начала хлопать ресницами. Наверное, у меня был глупый вид, но он мило улыбнулся и, протянув руку, коснулся моей щеки. Мне было приятно его нежное прикосновение, но ни я, ни он не осмелились сказать хоть слово. Наверное, потому, что мы оба были одиноки и понимали все без слов. Он продолжал пить пиво, я переступала с ноги на ногу, а всего в метре от нас игроки продолжали бросать стрелы в дартс.
Когда хозяин крикнул: «Принимаю последние заказы», Роджер допил пиво, а игроки закончили свою вечернюю забаву.
Никто не сказал ни слова, когда мы вместе пошли к двери. Я удивилась: он не возражал, что я иду с ним рядом до его дома. Я уже знала, где он живет, — видела его несколько раз на автобусной остановке на Добсон-стрит, стоящим в очереди хмурых утренних пассажиров. Один раз я даже забралась на стену, чтобы хорошенько разглядеть его лицо. Оно было, как говорится, без особых примет, самое обыкновенное лицо, но глаза смотрели так нежно и тепло, а улыбка была такой доброй, какой я еще не видела ни у одного мужчины.
Я была в отчаянии — ему было безразлично мое существование. Казалось, он постоянно чем-то занят; видно было, что он весь вечер не сводит глаз с Мадлен и, наверное, каждое утро думает о ней. Как я завидовала ей! У нее было все, в чем я нуждалась, — конечно, не считая приличного мехового пальто, которое досталось мне от матери. По правде говоря, я не имею права злиться на эту сучку Мадлен, ведь ее прошлое наверняка не было таким мрачным, как мое.
Все это произошло более года назад. Чтобы доказать Роджеру, как глубоко и сильно я люблю его, я решила, что моей ноги больше не будет в пабе «Кот и Свисток». Он тоже, по-видимому, забыл о Мадлен — по крайней мере ни разу при мне не говорил о ней. Одно мне казалось в нем необычным, не похожим на других мужчин — он ни разу не спросил меня о моих прошлых связях. Вероятно, ему следовало бы это сделать. Мне очень хотелось, чтобы он узнал правду о моей жизни до встречи с ним, хотя теперь это было, по-видимому, не нужно.
Я была самой младшей, четвертой в семье, то есть последней в очереди, и мне было неизвестно, кто мой отец. Придя однажды вечером домой, я узнала, что моя мать сбежала с каким-то кобелем. Трейси, одна из моих сестер, предупредила меня, чтобы я не ждала ее возвращения. Оказалось, что она права: с того самого дня я ни разу не видела свою мать. Приходится признать, как это ни горько, что твоя мать — сука.
Итак, став сиротой, я начала свои скитания, все время стараясь не нарушать закона. Это не так легко, если никогда не знаешь, где приклонить голову. Сейчас я уже не помню, как связалась с Дереком, который, наверное, соврал, что это его настоящее имя. Любая влюбчивая бабенка втрескалась бы в него, увидев это смуглое лицо с чувственным взглядом. Дерек сказал мне, что последние три года плавал на торговом судне. Переспав с ним, я была готова верить всему, что бы он ни сказал. Я объяснила ему, что мои желания просты: домашнее тепло, нормальное питание и, быть может, со временем, своя семья. Он заверил меня, что одно из этих желаний будет выполнено. И верно, через несколько недель после того, как он меня бросил, я родила двойню, двух девочек. Дерек их не видел — он ушел в море еще до того, как я собралась сообщить ему, что беременна. Он не обещал мне «златые горы», потому что знал, что я готова отдаться такому красавцу, как он, даже на крыше.
Я пыталась вырастить девочек сама, но вмешались чужие люди и отобрали их у меня. Бог знает, где-то они теперь? Надеюсь, они попали в хороший дом. Они так похожи на Дерека, что благодаря его красоте их жизнь будет легкой.
Я бы не хотела, чтобы Роджер когда-нибудь узнал об этом. Его безграничное доверие рождает во мне чувство вины, но я все-таки не нашла бы в себе силы сказать ему всю правду.
После того как Дерек ушел в море, я опять скиталась почти год, прежде чем устроилась на работу в паб «Кот и Свисток». Хозяин, подлый человек, не дал бы мне даже куска хлеба, если бы я не подлизывалась к нему.
До того как Роджер связался с блондинкой в потертом пальто из искусственного меха, он приходил в паб раз, иногда два раза в неделю. После этого он стал бывать здесь каждый вечер до того дня, когда она нашла любовника с более тугим кошельком и бросила Роджера.
Я знала, что он создан для меня, с той минуты, как услышала: «Пожалуйста, пинту легкого пива». Пинта легкого пива — наверное, лучшая характеристика Роджера. До того как Мадлен подцепила его, я даже не догадывалась, что ему нравятся женщины. Официантки в баре пытались заигрывать с ним, но он не обращал на них внимания. Вероятно, его привлек мой неприступный вид.
Мне кажется, я была в этой пивной единственной, кто хотел завязать прочные отношения.
В тот вечер Роджер позволил мне остаться у него на ночь. Я помню, как он проскользнул в ванную, чтобы раздеться, а я устроилась в постели у стенки, решив, что так будет для меня лучше. С той ночи он ни разу не сказал, чтобы я уходила, и не попытался выбросить меня вон. Я ни разу не слышала, чтобы он повысил голос или отругал меня ни с того ни с сего. Он вел себя по отношению ко мне так мягко и по-дружески, что я готова была встать перед ним на колени.
