План был прост. Я подмешала в ее напиток рогипнол, и она отключилась, как послушная жертва. Следующие двадцать четыре часа я держала ее в своей гостевой спальне. Каждый раз, когда бедолага начинала ворочаться, я давала ей пить, и она опять вырубалась. Ребекка не понимала, где она и что делает. Потом, когда все закончилось, я затеяла в комнате ремонт — вынесла всю мебель, содрала обои. Ты ведь знаешь, что я так и не завершила смену интерьера. Моей главной целью было не это. Мне требовалось уничтожить улики — волокна, волосы, клетки кожи, отпечатки пальцев. Я убралась в спальне, но сомневалась, что стерла все следы. А я не люблю сомневаться.
Поздно ночью, в четверг, я вошла в комнату и убедилась, что Ребекка без сознания и не понимает, что происходит. Я накрасила ее, одела в дорогие вещи — именно так она нарядилась бы на свидание с тобой. Я превратила ее в красотку, а потом… сделала это.
Не хочу рассказывать жуткие подробности убийства. Я старательно имитировала работу серийного убийцы. На мой вкус, он был чересчур жесток, уделял слишком много внимания телесным повреждениям. Я изучила его почерк, но знала, что могу ошибиться, хотя огонь должен был скрыть все оплошности. Ладно, не удастся списать на маньяка, вторым подозреваемым будешь ты.
На следующий день я отправилась на квартиру Ребекки. Я не собиралась это делать, но, лежа в постели, вспомнила, что подруга всегда все записывала. «Ужин с Луизой». Возможно, она отметила это в своем календаре, на стикере или в дневнике. Я хотела избавиться от опасной улики. Пусть думают, что мы с Ребеккой давно не виделись. Поэтому я пришла и начала обыск, а заодно вылизала всю квартиру, чтобы полиция не обнаружила, что ты там не был.
Я взяла авторучку с твоими инициалами. Ребекка купила ее для тебя, но не успела подарить, потому что ты с ней порвал. Не знаю, зачем она ее сохранила — видно, надеялась, что ты вернешься. Может, не помнишь, но я показала ее тебе после панихиды. Ты подержал ее в руке, и на ней остались твои отпечатки. Я решила при случае показать ручку полиции, изобразить беспокойство и сказать, что нашла ее в квартире Ребекки, но в тот момент не придала значения: «Как следует потрясите Гила, а меня оставьте в покое. Я здесь ни при чем!» — сказала бы я.
Но я сделала это слишком поздно.
Когда в квартиру Ребекки заявилась полиция, я немного растерялась. Я еще не все закончила. Пришлось наврать, что Ребекка была неряхой (хотя такую аккуратистку, как она, еще поискать), и притвориться, будто меня захлестнуло горе: выбежав из гостиной, я в спешном порядке уничтожила последние улики, которые могли навести на мой след. Мне показалось, я хорошо сыграла, тем более что это был чистый экспромт. Но видимо, моя ложь оказалась недостаточно убедительной. Надо было притвориться, что у меня синдром навязчивых состояний или что-нибудь в этом роде. Но я знала: друзья Ребекки считают меня ее рабыней. Они скажут об этом полиции, и все обойдется.
Я выбросила одежду Ребекки, в которой она пришла ко мне на ужин. Избавилась от вещей, в которых была сама, пока она находилась в моем доме, и, конечно же, от тех, в которых ее убивала. То же самое сделала со своей машиной. Прощай, старый «пежо» с частицами ДНК и волокнами ткани Ребекки! Привет, новое спортивное авто — чистое, без улик! Это приобретение было вполне объяснимо: скорбя по безвременно ушедшей подруге, я решила хоть как-то себя утешить.
Но я постоянно совершала ошибки: слишком много болтала не с теми людьми, слишком старательно заметала следы. Такова уж моя натура: я всегда стремилась превзойти себя. Поступила в Оксфорд и в конце концов получила степень с отличием первого класса, но для этого мне пришлось выложиться по полной, до дна исчерпать свои силы. Я трудилась в поте лица. Потом, в «Пригар — Гюнтер», я работала как одержимая, чтобы ни у кого не возникло повода от меня избавиться. Как ни печально, у меня никогда не было спутника жизни. И теперь уже точно не будет.
Впрочем, теперь у меня не будет многого. Я потеряла все, чего добилась и о чем мечтала. Из-за Ребекки моя жизнь пошла под откос. По-твоему, я это заслужила?
Ладно, Гил, с меня хватит. Я сказала все, что хотела. Призналась в своих преступлениях. И сама себя накажу. Государство не сможет реабилитировать, а тюрьма меня не устраивает: не те люди, не та обстановка, никакой надежды на покой. Почти все женщины здесь — наркоманки, проститутки и душевнобольные. Тот самый мир, от которого я всю жизнь стремилась убежать. Теперь-то я понимаю: мое бегство — всего лишь иллюзия. Можно изменить в себе все — внешность, манеру речи, поведение, но сущность не изменишь.
Жаль, что мой план сорвался и мне больше не представится случай тебе отомстить.
Скучать по тебе я не буду. Думаю, ты по мне тоже.
Все, мне пора.
Л.»
МЭЙВ
Когда зазвонил телефон, я спала, что естественно: часы на моем прикроватном столике показывали десять минут пятого. Хоть бы кто-нибудь позвонил в нормальное время! Я нашарила в темноте трубку и нажала кнопку связи секундой раньше, чем включился автоответчик.
— Мэйв?
— Сэр. — Я мгновенно проснулась, узнав голос суперинтенданта Годли.
— Прости, что разбудил. Я только что разговаривал с начальником тюрьмы Холлоуэй. Уже два часа они пытались с нами связаться. Это касается Луизы Норт. Сейчас она в тюремном изоляторе, но сначала ее срочно отвезли в больницу. — Я уже догадывалась, что он скажет дальше. — Она наглоталась таблеток.
— О Боже! Я знала, что она попытается отвертеться от суда, но не думала про суицид. Как ей это удалось?
— Пока не знаю. — Он помолчал. — Она написала тебе записку, Мэйв. Похоже, это признание.
Я уже вскочила с постели и судорожно металась по комнате, хватая одежду.
— Я еду в тюрьму.
— Они нас ждут. Увидимся там.
Я мигом собралась и, не позавтракав, вылетела из квартиры, оставив после себя кавардак. Самостоятельная жизнь не шла мне на пользу. В одиночестве я пренебрегала домашним порядком и вспоминала о нем, только если кто-то был рядом. А будь со мной рядом Роб, он бы сейчас обнял меня и сказал, что я ни в чем не виновата…
Прогнав непрошеные мысли, я заставила себя сосредоточиться на тюрьме. Интересно, что меня ждет? Я вышла в холодное темное утро и услышала грустное пение птиц, вторящее моему настроению.
Годли уже был там — сидел в кабинете начальника тюрьмы и читал. Перед ним лежала стопка бумаг. Он протянул мне конверт, на котором знакомым твердым почерком Луизы было написано мое имя.
— Думаю, тебе стоит начать с этого. Я его не вскрывал.
Я осторожно надорвала край конверта, по привычке стараясь как можно меньше его повредить, и быстро пробежала глазами короткую записку.
— Она всего лишь просит меня передать Гилу письмо, которое находится в большом конверте. — Я оторвалась от записки и обнаружила, что Луиза имела в виду конверт формата А4, который сейчас лежал перед суперинтендантом. — Что там? Это интересно?
