ее глазах была призрачная грусть.
— Что ж, в таком случае, я этого не увижу. Ма-ни-пу — ля-тор.
Парень подошел ближе к ней, глядя в глаза, и произнес:
— Останься.
Аннабелль не смогла оторвать взгляда, пытаясь понять, что между ними такое. Неужели, Ронан считал ее кем-то большим, чем просто подругой? Сердце колыхалось, внутри разыгрывалась буря.
— Не могу.
Девушка покачала головой. Нет. Обратного пути не сыскать. Ронан обнял ее крепко, перебирая светлые волосы, поцеловал в макушку и с тяжестью вздохнул. Из колонок объявили, что рейс задерживают на несколько часов из-за непогоды.
— Рейс задерживают на два часа из-за погоды, — тихо сказал Ронан, — у тебя еще есть время подумать.
Аннабелль чувствовала, как сжимается сердце. Как слезы подступают к глазам близко-близко, как трудно их сдержать. К Ронану порой подходили люди за автографами или фотографиями, а она смотрела на него — каким же он был красивым. Высокий, статный, сложен, как греческий бог. В простых серых спортивных штанах, футболке, кепке, чуть сдвинутой вперед, на глаза, и бомбере выглядел, как с обложки журнала.
— Ох уж эта звездная жизнь, — рассмеялся Ронан.
— Тебе не нравится?
— Это странно. Я до сих пор не понимаю, что особенного сделал, чем отличился. Такое больше про Уильяма.
Аннабелль пожала плечами.
— Ронан, скажи честно, Уильям просто не захотел приезжать?
— Не знаю. Правда. Врать не буду.
— Если вдруг…я не обижусь. Ничего страшного. Передай ему, что буду скучать.
Девушка бросила взгляд на телефон. Болталось сообщение о том, что он скоро приедет.
— Что там?
— Адам почти на месте. Уже подъезжает.
Ронан усмехнулся.
— Выгоняешь?
— Нет, такие как вы никогда не подружатся.
— Тогда мне пора. Я пойду.
Аннабелль упала в его руки, раскинутые для объятий. Парень прижал девушку к груди, поглаживая по волосам.
Поцелуй на прощание.
— Ничего не говори. Увидимся, — прошептала Аннабелль.
Воттерс-Кляйн подозвал рабочего, чтобы тот помог девушке с тяжелыми чемоданами и не смотрел ей вслед, чувствуя, как боль сковывает каждую клеточку тела. Как будто кто-то выкручивает корни цветущего дерева. В груди осталась та же призрачная грусть, что и в глазах Аннабель, но он знал — ничего не сломает их отношений. Наоборот, расстояние поможет разобраться в том, что они натворили. Может быть, когда-нибудь, они разберутся окончательно. Но разве ее любил?
Ронан ушел не сразу. Он увидел, как Адам взял Аннабелль за руку, как поцеловал, как прижимал к себе, как мило говори с ней. Почему она слушалась? Потому что боялась? Или потому что любила? И если не любила…то почему так смотрела на Ронана?
Взглядом умоляя не уходить.
Что было в ее голове?
48. Новая жизнь
7 лет назад
Поначалу все было так красиво, как рисовал Адам. Они поселились в огромной квартире на одной из центральных улиц Берлина.
Окна открывали восхитительный вид на город, на балкончике парочка курила по утрам, зарываясь в пушистые пледы, встречая рассветы. Аннабелль расхаживала по дому в одном нижнем белье, напевала дурацкие песенки себе под нос, много готовила по разным рецептам, принося Адаму завтрак в постель.
— Мой Адам, — шептала она, — я тебя так сильно люблю.
— Я тебя сильнее, — отвечал он, зарываясь в ее светлые волосы, — ты такая красивая.
Первое время Клэман не работал, а затем — устроился в какую-то фирму по продаже квартир, и целыми днями пропадал там. Аннабелль много рисовала, фотографировала картины для социальных сетей и бродила по городу, захаживая в маленькие кофейни, чтобы выпить ароматный латте. Немецкий выучила быстро, то и дело болтая с местной творческой молодежью. Морган можно было встретить в небольших парках, где она сидела на скамейках, слушая уличных музыкантов, попутно делая зарисовки.
Устав от одиночества, она устроилась на работу в галерею искусств, договаривалась с молодыми художниками о выставках, помогала организовать мероприятия. Она жила искусством, окружила себя им, как могла. В ее новом мире существовало три вводных — она, Адам и искусство. Остальное отвалилось. Сменила номер телефона, документы и планировала долго не возвращаться в Канаду. Кем она была там? Серой мышью? В Берлине Аннабелль расцвела.
На худеньком теле появлялись татуировки — птицы на предплечье, строчки из песен на спине, имя Адама на запястье, выведенное его же почерком, на пальцах — несуразные рисунки. Спустя два года жизни в Берлине, Морган стала другим человеком. Она плохо узнавала себя — и в моральном, и в физическом плане. В голове — другие рассуждения о том, как стоит жить, о том, с кем и почему нужно общаться.
Многие выходные Морган и Клэман проводили в ночных клубах, где музыка просто приводила людей в экстаз, знаменитое Берлинское техно «срывало крышу». Алкоголь, постоянный алкоголь. Аннабелль не хотела пить, но знакомые приглашали только в бары, превращаясь в собутыльников, вечно ноющих по поводу несправедливости жизни. Морган сидела в очередном баре с красноватым освещением, размешивала лёд в стакане с коктейлем и слушала чьи-то рассказы про личную жизнь.
— Привет, я — Аннабелль. Акцент? Да, у меня чертов французский акцент. Сбежала из Монреаля с парнем в восемнадцать.
— Рисковая девчонка. Мне нравятся такие — безбашенные.
— Я не безбашенная. Устала от скучной жизни и родителей.
— Берлин — как секс. Однажды попробуешь и не сможешь остановиться.
Иногда Аннабелль ловила себя на мысли, что это не ее жизнь. Какая-то дурацкая демоверсия, где нужно купить продолжение за баснословные деньги. В такие минуты тоски, Аннабелль вспоминала о родном городе, в котором жили мама и папа. Они звонили первые полгода, но потом перестали, видимо, понимая, что Аннабелль не хочет общаться. Она думала про них, но говорить с ними пока было не о чем. Ничего выдающегося не случалось, она все также оставалось той девочкой из Монреаля, только на два года старше. Она все еще сидела на чужой шее, все еще не гордилась собой, и собиралась поступать в университет на художника, тем самым выступая полным разочарованием для своих родителей.
Зато я счастливая.
В Берлине на неё впервые стали обращать внимание мужчины. Она взрослела, фигура приобрела очертания и рельефы. Эффектная блондинка с красной помадой в кожаном плаще, пишущая картины. Чужая мечта, чужой идеал. Она хранила верность Адаму, хотя порой мужчины, пытающиеся с ней познакомиться, сводили ее с ума красотой или харизмой. Она отказывала, убеждая себя в том, что лучше Адама никого нет. Они занимались любовью, включая любимые песни, в горячей ванной или на балкончике, пока город спал. Вино, лёгкий холодок по коже, кружевное белье, слегка закусанные губы.
— Подожди, детка, мне нужно еще пару
