волнуясь за домашнее задание. Возвратившись вечером домой, Аня ужинала, делала уроки и с попустительства Елены Борисовны поздно ложилась спать, считая это нешуточным проявлением взрослости. Размеренная и отчасти самостоятельная жизнь положительно влияла на развитие ребёнка.
Те моменты, когда ей будет необходимо самоопределяться, были ещё впереди, никакие искусственные рамки и навязанные обязанности её не стесняли, поэтому девочка жила так, как хотела, не находясь под пагубным влиянием кого-то или чего-то. Она, например, могла запросто пойти в кино на утренний сеанс или пригласить подружек, которые с удовольствием являлись тайком от родителей несмотря на то, что девочки застенчивее и скрытней мальчиков и вообще, и в латентном возрасте в особенности, но больше всего Аня любила просто ничего не делать, сидеть зимой у окна или на лавке во дворе летом и наблюдать, как на противоположной стороне улицы ходят прохожие, снуют машины, нюхать механический запах метро, идущий от соседней станции, и в мечтательной задумчивости созерцать окружающий мир. Это было временем её второго детства, ненадолго прервавшегося учёбой в первом классе, но детства более самостоятельного, когда у неё водились деньги на метро, она ездила в центр или, наоборот, на окраины, чтобы просто погулять, поглазеть вокруг, и уставшая, довольная шла учиться.
Елена Борисовна никогда не боялась оставлять дочь одну, отсидев с Аней после родов всего полтора года, она настолько полагалась на её спокойствие и благоразумие, что не всегда просила мать зайти проверить, что с девочкой, пока сама пропадала на работе. А девочка вела себя примерно, она и в младенчестве не всегда замечала мать, а теперь, только научившись ходить, сама обслуживала свои элементарные надобности. Разительный контраст с Оксаной. Первое время, покинув дочь и выйдя на работу, Елена Борисовна бегала в обеденный перерыв домой, чтобы покормить Аню обедом, потом это делала её мать, а потом обед просто оставляли на плите, будучи трёх лет отроду ребёнок самостоятельно уже справлялся с его приготовлением. В детский сад её сразу решили не отдавать, чревато заболеваниями, поэтому Аня провела детство в одиночестве, лишь спорадически общаясь с другими детьми на прогулках в парке, во дворе или где-нибудь ещё, например, там, куда они с мамой ездили в отпуск. И, как казалось, этого вполне достаточно, у девочки сложился собственный маленький детский мирок, состоящий из одних женщин. Почему только женщин? Пусть она и знала отца, но тот не проявлял к ней интереса, а разобраться во взаимоотношениях взрослых Аня в своём возрасте, разумеется, не могла, потому думала, что так надо. А дед по маминой линии никуда не встревал, он любил внучку, но, будучи эталонным интеллигентом, не умел обращаться с детьми, к тому же скончался прежде, чем та пошла в школу.
К матери частенько наведывались гости, иногда собирались шумные компании из таких же, как она, безвестных журналистов, и Аня очень любила присутствовать на подобных встречах, сидеть где-нибудь в углу в кресле или на ковре среди игрушек, слушать взрослые разговоры и хмурить лобик, будто понимая их содержание. Её не замечали, особенно в пылу высокоинтеллектуальных споров, она частенько засыпала без присмотра, и рано или поздно Елена Борисовна, спохватившись, уносила на руках спящую дочь в другую комнату. Поэтому, то есть из-за желания казаться умнее и значительней, чем она есть на самом деле, девочка всю жизнь до совершеннолетия предпочитала сверстникам компании людей постарше, и нельзя сказать, что это однозначно пошло во вред, однако ореол таинственности вокруг поведения взрослых сыграл определённую роль в её жизни. Из-за интереса к предметам, для понимания которых мозг ребёнка ещё не созрел, в годы учёбы у Ани возникла иллюзия, что за преподносимыми фактами стоит иное, непознанное содержание. Но ведь для художника это благо?
Как бы там ни было, к школе девочка подошла совершенно неподготовленной, но с багажом таких знаний, которые невозможно осмыслить в её возрасте. Она щеголяла ими перед знакомыми девочками и мальчиками, иногда доводя тех до мистического ужаса, по причине чего они неохотно с ней общались. Но то, что её сторонились, Аня относила на счёт своего превосходства и не огорчалась.
Лучше ли так, то есть стремиться обладать неизведанным, которого может и вовсе не оказаться, учиться всю жизнь, ни на кого не выучившись, или жить конкретной жизнью, своими заботами, заботами родных, рассматривая работу лишь как возможность заработка, без абстрактных обобщений и неизбежно приносимых ими тревог и недомолвок, можно ответить однозначно. Однако это не вопрос, обращённый к воле отдельного человека, это даже не вопрос, а то, как он себя проявляет.
Все оттенки
Светлана Савельевна являлась самым незаметным членом семьи Безродновых, но и самым необходимым, как цемент, которого мало, однако камни скрепляет именно он. В то же время абстрактное служение не было смыслом её существования, она даже не понимала, что это такое, у неё имелся муж и сын, которые нуждались в жене и матери в той или иной степени, и больше ничего вокруг себя женщина не замечала, по крайней мере, ничего важного. Пусть она знала не так много, чтобы иметь возможность выбирать, однако, будь у неё выбор, предпочла ли Светлана Савельевна что-то другое, ещё неизвестно. Такой это был человек, такой человек нужен был Аркадию Ивановичу. Тот факт, что она являлась дочерью профессионального военного, который служил не только в мирное время, но и в войну, предопределил её характер на всю жизнь. На первом месте стояла дисциплина, а собственные желания уже потом, посему женщина научилась не обращать на них сугубого внимания, а следовать долгу, в основном по наитию – только так и можно было ей ужиться с супругом.
С момента раннего выхода на пенсию и вплоть до скоропостижной кончины Светлана Савельевна прожила жизнь, являющуюся заветной мечтой каждой бабушки, проводя её сначала рядом с одним, потом двумя внуками в постоянных заботах, не дающих расслабиться ни на минуту, а в часы отдаления – в мыслях о них. Между тем, женщина неоднозначно восприняла ранний брак сына, ревнуя его к Анне безо всякой меры и полагая, что он мог найти кого-нибудь получше этой субтильной девчушки, которая оказалась, по её мнению, не подготовленной к семейной жизни, в чём свекровь неоднократно убеждалась в период их недолгого совместного проживания. Первая жена Гены дурно готовила, старалась отлынивать от стирки и уборки, тихо спихивая обязанности на свекровь, витала в непонятных далях, занималась ерундой, благо, что не ходила налево, иначе Светлана Савельевна просто извела бы невестку. Она ретиво взялась за заботы о внуках, и Аня ни в
