— Нет, Виктор. Просто проснулась совесть. И тебе еще не поздно опомниться и воззвать к своей. Позволь дозвониться главному врачу.
Тремонт расхохотался.
— Кажется, это Шекспир писал, что совесть есть не что иное, как роскошь, делающая всех нас трусами. Но он немного ошибся. Она делает нас жертвами, Мерсер. Проигравшими. Неудачниками. А у меня нет ни малейшего намерения примкнуть ни к тем, ни другим. — Он умолк и грозно нахмурился. — Каждый человек по натуре или волк, или олень. Лично мне никогда не хотелось быть съеденным.
Холдейн вскинул руку.
— Черта с два! — хрипло заметил Тремонт. — Наше дело — делать деньги. Получать доход. Это главное.
Холдейн уже не мог больше сдерживаться.
— Ты не человек! Ты эгоист и урод, Виктор! — крикнул он. — Изверг и дьявол! Ярасскажу главному врачу все! Слышишь? Все! Я...
— Да ничего ты не сделаешь, — устало и злобно огрызнулся Тремонт. — И ни с каким врачом никто соединять тебя не будет. Миссис Пендрагон достаточно умна, чтобы отличить победителя от проигравшего. — Рука его скользнула во внутренний карман пиджака. И он извлек револьвер «глок» — грозное смертельное оружие. — Надаль!
Сердце Мерсера Холдейна тяжко забилось в груди. Он увидел, как в кабинет вошел высокий араб с изрытым оспинами лицом. И у него в руке тоже был большой пистолет.
Парализованный страхом Мерсер беспомощно и безмолвно переводил взгляд с одного мужчины на другого.
Глава 41
11.02 утра
Озеро Магуа, штат Нью-Йорк
В просторной гостиной загородного дома Виктора Тремонта свежо и приятно, по-новогоднему пахло хвоей. Из огромных окон открывался изумительный вид на хрустально синее озеро, окаймленное густым зеленым лесом. Билл Гриффин сидел в кожаном кресле возле огромного камина, в котором весело пылали большие поленья. От плотной его фигуры так и веяло умиротворением. Длинные каштановые волосы, как обычно, небрежными прядями спадали на плечи. Вот он закинул ногу на ногу и закурил сигарету.
С улыбкой взглянул на Виктора Тремонта и Надаля аль-Хасана и спокойно объяснил:
— Проблема состояла в том, что все мы исполняли свою работу, но наши пути при этом не всегда пересекались. Когда вы отдали мне приказ устранить Джона Смита, я вел наблюдение сразу за тремя объектами — его домом в Турмонте, квартирой этой женщины Рассел в Фредерике и Форт-Детриком. Неудивительно, что вам было трудно со мной связаться.
Это была наглая ложь. На самом деле он все это время прятался в Гринвич Виллидж, в квартире одной женщины, старой его знакомой. Но, увидев по телевизору выступление президента, в котором тот до небес превозносил «Блэнчард Фармасьютикалз» за создание чудодейственной сыворотки, сообразил, что настало время вернуться, иначе можно упустить положенную ему долю.
Выяснилось, вопрос о Смите стоял по-прежнему остро.
— Я думал взять Смита на выезде из Детрика, — объяснил Гриффин. — Но удобного момента не представилось, а после этого он как сквозь землю провалился. И так и не появился ни в одном из этих мест. Может, залег на дно или убрался из страны. Или слоняется где-нибудь, льет слезы по своей женщине, — Биллу от души хотелось надеяться, что это правда, но он слишком хорошо знал Смита, а потому сомневался в истинности своих слов.
Виктор Тремонт стоял у окна и смотрел на деревья и солнце, испещрявшее поверхность озера веселыми серебристыми бликами. Затем произнес задумчивым тоном:
— Нет. Никакого отпуска по поводу кончины этой бабы он не брал.
Надаль аль-Хасан присел на резной деревянный подлокотник дивана, лицом к камину.
— В любом случае, это уже неактуально. Мы знаем, где он. Поэтому скоро никаких проблем с ним больше не будет.
Губы Гриффина раздвинулись в широкой улыбке, отчего щеки стали казаться еще круглей.
— Ну и слава богу, — воскликнул он, а затем осторожно и как бы между прочим добавил: — Небось, Мэддакс у него на хвосте, да?
Тремонт отошел от окна и склонился над коробкой, чтобы достать сигару. Потом протянул коробку Гриффину, но тот отказался и достал еще одну сигарету. Надаль аль-Хасан, как и подобает правоверному мусульманину, не курил.
Раскуривая сигару, Тремонт произнес сквозь струйку ароматного дыма:
— Вообще-то Мэддакс схватил одного из пособников и дружков этого Смита. Некоего типа, чокнутого на компьютерах, по имени Мартин Зеллербах. И скоро мы заставим этого Зеллербаха выложить нам, где прячется Смит. Одно мы уже знаем точно, где-то в Сиракузах.
— Смит в Сиракузах? — Гриффин не на шутку встревожился. И укоризненно покосился на аль-Хасана. — Но это же совсем недалеко отсюда. Черт, как ему удалось подобраться так близко?
Голос аль-Хасана звучал еле слышно:
— Узнав кое-какие факты из биографии Рассел. Она готовила в Сиракузах дипломную работу.
— Так она еще училась, когда ездила в экспедицию в Перу?
— Боюсь, что так.
— Тогда он все о нас знает!
— Не думаю. Во всяком случае, пока еще нет.
Гриффин повысил голос:
— Не знает, так скоро узнает, черт бы его побрал! Я должен его остановить. На сей раз я...
Тремонт перебил его:
— О Смите не беспокойтесь, не ваша забота. У меня есть для вас другое задание. Джек Макграу выбился из сил, обеспечивая президенту безопасность. Церемония состоится сегодня, и это, конечно, большая честь для нас, но решение принималось в последний момент, и подготовиться толком мы не успели. Плюс еще прибудут толпы журналистов, с ними тоже придется иметь дело. И мы не хотим, чтобы какой-нибудь чужак все изгадил. У вас опыт работы в ФБР, так что вы будете координировать действия спецслужб и охраны.
Гриффин растерялся.
— Ну, разумеется. Вы босс, вам и решать. Но если все же беспокоитесь о Смите, то думаю, что я...
— Это необязательно, — жестко заметил аль-Хасан. — Мы о нем позаботимся.
— Но как? И кто именно? — Гриффин окинул аль-Хасана настороженным взглядом, и в груди у него все сжалось.
— Генералу Каспару удалось внедрить в окружение Смита агента ЦРУ. Это женщина, сестра Рассел, и у нее есть личные причины ненавидеть этого типа. Ей объяснили, что Смит представляет огромную опасность для нашей страны. Так что рука у этой дамочки не дрогнет, будьте уверены. — Аль-Хасан внимательно следил за реакцией Гриффина. — И для нас такой проблемы, как Смит, можно сказать, уже не существует. Для нас он мертв.
Билл Гриффин выслушал все это с самым невозмутимым выражением лица. И лишь глубоко затянулся сигаретой.
