Напоследок хлынул ливень, один из тех, что предшествуют всемирному потопу. Ручьи превратились в реки, лужи – в озера, а озера, слившись воедино, образовали настоящее море, где плавало множество мертвецов, покинувших свои размытые могилы.
Короче говоря, мир бился в корчах и судорогах, которые с одинаковой долей вероятности могли быть и лихорадкой выздоравливающего, и агонией умирающего.
Все это время Хавр провел, созерцая воронку, образовавшуюся на месте Чернодолья. Если Окш в чем-то и был прав, так только в том, что своей мрачной грандиозностью она должна была превосходить дыру, согласно легенде, соединяющую наш мир с преисподней.
Ее косо уходящие вниз гранитные склоны блестели словно отполированные, идеально ровные края простирались влево и вправо, лишь слегка загибаясь к горизонту, а противоположная сторона, точно так же, как и дно, терялась за пределами, доступными зрению. Дождевые потоки, низвергавшиеся в воронку, исчезали столь же бесследно, как и струйки воды, пролитые в песок.
Спуск на дно воронки в принципе не представлял трудностей (хотя и неизвестно было, какие опасности могут подстерегать там смельчаков), а вот для того, чтобы подняться обратно, пришлось бы рубить лестницу в миллион ступенек.
И тем не менее сразу после окончания третьей серебристой ночи, когда ливень немного утих, а сопутствовавший ему туман рассеялся, Хавр заметил, что по склону кто-то взбирается.
Скоро стало ясно, что это человек, хотя своим упорством и цепкостью он больше напоминал муравья.
Чтобы удержаться на скользкой и гладкой стене, наклон которой приближался к прямому углу, он вынужден был двигаться зигзагами, как парусник, идущий против ветра, – пять шагов в одну сторону, пять в другую, что в результате давало три-четыре шага вверх. Нужно было иметь неимоверное терпение, ловкость, самообладание и выносливость, чтобы вот так, день за днем, без сна и отдыха карабкаться по крутому склону, абсолютно лишенному каких-либо выбоин или трещин.
Скоро отчаянный скалолаз приблизился к краю воронки на расстояние, позволявшее обмениваться репликами, однако Хавр молчал, опасаясь по неосторожности напугать его.
Лишь когда до верха оставалось всего саженей десять, Хавр поймал взгляд смельчака, внимательно осматривавшего каменную кромку стены, и шепотом предложил:
– Если хочешь, я брошу тебе веревку.
Скалолаз, ничем не выразив своего удивления, ответил тоже шепотом:
– Не надо. Это лишнее.
Выбравшись наконец на поверхность, он оглянулся назад и покачал головой, не то восхищаясь собственным подвигом, не то ужасаясь видом этой грандиозной бездны. Дышал скалолаз ровно, на ногах стоял твердо, смотрел ясно. Ни тени усталости не было на бледном лице, таком заурядном, что его нельзя было запомнить ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза (впрочем, это ни в коей мере не касалось глаз, воистину незабываемых).
– Глубоко… – задумчиво сказал человек, вышедший из преисподней (а откуда еще он мог появиться?). – Когда-нибудь здесь обязательно будет море. И, вполне возможно, его назовут твоим именем. Море Хавра! А что, звучит неплохо!
– Ты стал совсем другим, Клайнор. – Хавр смотрел куда-то в сторону и явно не знал, как себя вести.
– Клайнором меня называют только в здешних легендах. Лучше вспомни какое-нибудь из моих прежних имен.
– Артем подойдет?
– Вполне.
– Между прочим, я видел, как ты проник в Чернодолье. Когда ты сунулся в защитную стену, твое тело стало плоским, как вырезанный из картона силуэт, и фиолетовым, потом пропало на мгновение, а с той стороны ты появился уже похожим на горбатого карлика.
– Когда пространство искажено до такой степени, своим глазам доверять нельзя.
– Ты добрался до самого дна? – Хавр кивнул в сторону воронки.
– Чуть-чуть не хватило…
– Ну и как там?
– Ад он и есть ад. Никаких понятных для нас с тобой сравнений тут быть не может, – произнес Артем будничным тоном.
– Где сейчас Чернодолье?
– Чего не знаю, того не знаю… Влилось в Тропу… Утонуло в ядовитом океане… А может, сгорело в пламени какой-нибудь звезды… Или превратилось в ледяную глыбу… Никаких правил здесь быть не может, сам знаешь.
– Это грозит для нас какими-нибудь неприятными последствиями?
– Вряд ли. Ткань мироздания, конечно, пострадала, но до критического предела далеко… Хотя все могло сложиться намного хуже.
– Почему Иносущие предпочли остаться в стороне?
– Ну и вопросы ты задаешь. – Артем еле заметно усмехнулся. – Прежняя жизнь крепко засела в твоей памяти. А ведь после изгнания ты должен был обо всем забыть.
– Как видишь, не забыл, – развел Хавр руками.
– Я не могу держать ответ за Иносущих. Общаться с ними куда сложнее, чем с Предвечными… Просто мне кажется, что во Вселенной наступают не лучшие времена. Об этом можно судить даже по состоянию Тропы. Старые миры исчезают с нее гораздо чаще, чем появляются новые. А эти новые… видал бы ты их только!
– Все одно к одному. – Хавр оглянулся по сторонам. – Чернодолье исчезло, жестянщики погибли…
– Я уже знаю… – кивнул Артем.
– Ты видел своего сына?
– Сподобился… – произнес Артем неопределенно.
– Его нельзя было спасти?
– Почему же? – удивился Артем. – Я его спас. Телесной оболочкой, правда, пришлось пожертвовать, она уже мало на что годилась, а все то, что составляет личность: душа, сознание, память, – сохранилось. Сейчас он находится вот здесь. – Артем дотронулся до своего лба. – Когда-то мать носила его в своем чреве, а отец носит в голове.
– Говорят, пребывая в чреве матери, он высосал из нее все соки. Не боишься, что нечто подобное может случиться и с тобой?
– Нисколько. В моем сознании находили приют и более опасные существа. Надеюсь, ты не забыл легенду об обитателях города Стеклянных Скал? Так вот, с одним из них мне пришлось сосуществовать довольно долго. И за этот срок я многому у него научился.
– Догадываюсь… И какая судьба ожидает твоего сына в дальнейшем?
– Надо будет подыскать ему подходящее тело. Не максара, не монстра, а обыкновенного человека. Пусть живет себе и здравствует в каком-нибудь не слишком беспокойном месте… Но сначала нам нужно поближе познакомиться. Сейчас он затих, сжался и даже не может до конца осознать случившееся, но шок скоро пройдет.
– Будь с ним помягче. Не упрекай прошлым, а главное, не проклинай… Мне твое проклятие искалечило всю жизнь.
– Свою жизнь ты искалечил сам. – Лицо Артема посуровело. – Скажи еще спасибо, что Предвечные сохранили тебе жизнь… Ну, пора прощаться. Сам знаешь, мне нельзя отклоняться от своего пути. А тут пришлось сделать такой крюк…
– Завершения твоего пути еще не видно?
