который отображался на экранах лишь помехами. Подрастающие дети по большей части были изолированы друг от друга по своим каютам, в то время как малыши напротив — барахтались в бесчисленных пластиковых ванночках и занимали целые секторы. В любом случае, столько людей, пусть даже и на экранах, Ленайе ещё не приходилось видеть.
Бэккарт споткнулся обо что-то. Это был рельс, который тянулся вдоль всех этих экранов, поднимался на более высокие уровни и спиралью заплетался под потолком, где проекции продолжали своё наблюдение с той же статичностью, что и здесь, внизу.
- Нам нельзя здесь находиться, - с опаской произнесла Ленайа, оторвавшись от экранов и окинув взглядом испещрённые чьими-то жизнями просторы этого грандиозного ангара.
- Это не подвергается никакому сомнению, - согласился Бэккарт, чьи глаза бегали по экранам, жадно выхватывая всё то, чего невозможно было увидеть в обыденной жизни, - пойдём отсюда.
Он покрутил головой, но куда бы он не смотрел, везде взгляд сталкивался с экранами, которые не давали сориентироваться, транслируя пространства чужих помещений.
- Туда! - Наконец сказал Бэккарт, указав в сторону рельса, который скрывался в глубине изображений.
- А почему, например, не вон туда? - Спросила Ленайа, имея в виду другой конец рельса, который уходил в противоположную сторону.
- Хорошо! Пойдём туда! - Тут же отреагировал Бэккарт и повёл её мимо экранов.
Чем дальше они углублялись, тем больше Ленайа беспокоилась, что они идут не тем путём. Возможно, стоило пойти не налево, а направо у того поворота, а, может быть, нужно было начать привлекать внимание, барабаня стилосом по рельсу, а то и вовсе остаться на мосте и подождать, пока всё не разрешилось бы само собой. Ленайа знала, что сейчас у них просто не было выхода, кроме как идти наугад куда-то вперёд в надежде выйти к знакомым местам, но отчего-то она шла за Бэккартом совсем не поэтому...
Она попыталась разобраться в этом неправильном чувстве, но никак не могла, словно ей просто было неизвестна эта причина, которая отказывалась поддаваться анализу.
- Глядя на всё это, у тебя не возникает вопросов? - Спросил Бэккарт.
- Всё это сделано для блага людей и системы, - ответила Ленайа.
Ей вдруг подумалось, что она отвечает Бэккарту также, как ей отвечает симбионт.
- Возможно, это и так, - сказал Бэккарт, - но неужели тебя не мучит самый главный вопрос?
Ленайа не мучилась вопросами. Она расщепляла их ещё на той стадии, пока они не успевали сформироваться. Она поступала так всегда. Но, почему-то, сейчас ей хотелось позволить им родиться.
- Что за главный вопрос? - Спросила она.
- Ты шутишь? - Широко улыбнулся Бэккарт, обернувшись, но, увидев как она хмурится, принял серьёзное выражение лица, - ну конечно нет.
Он обвёл рукой вокруг себя, показывая то ли на экраны, то ли на конструкцию ангара, то ли ещё на что-то, чего Ленайа никак не могла увидеть.
- Я не могу к этому привыкнуть, - сказал Бэккарт, - хоть я и не помню других времён. Я смотрю на всё и не могу избавиться от ощущения, что ничего не вижу. Какая-то пустота за декорациями, в которых мы существуем.
Экраны продолжали следить за сотнями людей, увлечённых своими делами. Ленайа смотрела на них и ощущала некоторый стыд за возможность подсматривать. Потом это чувство сменилось другим — чувством, ведь всё это время она точно также была под чьим-то наблюдением.
- Представь себе, - продолжал Бэккарт, - что то, что мы знаем, лишь видимость того, что на самом деле существует. Просто представь. Человечество оказалось на грани вымирания в тот момент, когда вторженцы пришли в нашу жизнь, и только благодаря суперкомпьютеру, искусственному интеллекту, который создал человек, всё разрешилось наилучшим образом. Человек и машина заключили соглашение о равноправии, и только благодаря этому вторженцы были побеждены, а человечество продолжило существовать в союзе с системой. Люди пожертвовали своими амбициями, своей волей — всё ради того, чтобы жизнь продолжалась.
- Именно так, - подтвердила Ленайа.
Ей были непонятны эти размышления. Он говорил об очевидных вещах так, будто бы они были неправильными. Это слышалось очень странно, и не было никакого смысла отрицать основы общества. Однако всегда полезно было знать альтернативную точку зрения, поэтому какую бы чушь не выдал бы её собеседник – как минимум это было бы любопытно. А то, что подобные отрицания слушать запрещалось – продолжать слушать хотелось вдвойне.
- Мы придерживаемся правил, потому что мы не знаем, как по-другому. Нам никогда в голову не приходило задаваться вопросом, а как вообще иначе. И в этом нет ничего удивительного, - сказал Бэккарт с некоторой грустью, которую Ленайа сразу узнала, как узнавала её каждый раз, когда он говорил из передатчика, - и вот в чём всё дело. Если бы ты находилась во сне, и вокруг происходили бы странные, непонятные вещи, то для тебя всё это не казалось бы таким уж странным и непонятным.
Бэккарт петлял мимо экранов, и конца им не было. Ленайа уже и не думала, что можно было вернуться назад, и оставалось лишь следовать за рельсом, который просто обязан был привести их хоть куда-то.
- Ты бы так и продолжала спать ровно до тех пор, пока не случилось бы что-то, от чего непременно бы проснулась. Но что это? Что заставляет нас проснуться? - Бэккарт размышлял вслух, и Ленайа понимала путанность его мыслей, потому что он разговаривал об этом впервые, - наверняка, это должно быть какое-то сильное чувство. Нечто такое, что просто не может оставить вещи такими, какие они есть. Почувствовать что-то настолько сильное, что заставит тебя проснуться. Ты можешь испытать сильное
