все-таки мой дом по-прежнему здесь. Не местным не понять.
– А ты не думал переехать? – спросила я.
– Думал. Каждый божий день вот уже двадцать лет. Но это нечестно по отношению к Розелле и Анджеле. Да и сомневаюсь я, что в другом месте мне станет лучше.
На обратном пути, когда мы шагали по Бруклинскому мосту, он спросил:
– А ты, Вивиан? Была замужем?
– Почти. К счастью, меня спасла война.
– Как это?
– После Перл-Харбора мой жених ушел на фронт, и мы разорвали помолвку.
– Жалко.
– Не о чем тут жалеть. Он мне совершенно не подходил, и я наверняка испортила бы ему жизнь. Он был хорошим человеком и заслуживал лучшего.
– И ты так и не встретила другого мужчину?
Я помолчала, подыскивая правильный ответ. А потом решила сказать правду.
– Я встретила много мужчин, Фрэнк. Всех и не сосчитать.
– О, – только и смог ответить он.
Он замолчал, и я не знала, как он воспринял мои слова. Другая на моем месте не стала бы откровенничать, но природное упрямство вынуждало меня прояснить ситуацию до конца.
– Я спала со многими мужчинами, Фрэнк, вот что я хочу сказать.
– Да я догадался, – ответил он.
– И намерена продолжать в том же духе. Я сплю с мужчинами, разными и часто. Можно сказать, это мой образ жизни.
– Ясно, – ответил он. – Понимаю.
Мое признание его совсем не взбудоражило. Но заставило призадуматься. Поведав свой главный секрет, я занервничала. И почему-то никак не могла остановиться.
– Просто не хотела ничего скрывать от тебя, – пояснила я, – чтобы ты понимал, с кем имеешь дело. Если мы станем друзьями, я не потерплю осуждения. Но если эта сторона моей жизни тебя смущает…
Он остановился как вкопанный.
– С чего мне тебя осуждать?
– А ты подумай, Фрэнк. Вспомни, как мы встретились.
– Теперь понимаю, – кивнул он. – Но на этот счет можешь не волноваться.
– Хорошо.
– Я не такой, Вивиан. И никогда таким не был.
– Спасибо. Мне просто захотелось честно тебе обо всем рассказать.
– Спасибо, что удостоила меня честности, – произнес он, и его слова я сочла – и считаю до сих пор – самыми благородными на свете.
– Я уже слишком стара, чтобы притворяться, Фрэнк. И слишком стара, чтобы стыдиться себя, – ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю.
– И что ты теперь обо мне думаешь? – спросила я. Мне не верилось, что я сама задала такой вопрос, но и не спросить я не могла. Меня озадачивала его спокойная реакция на мое шокирующее признание.
– Насчет того, что ты спишь со многими мужчинами?
– Да.
Он задумался на секунду, а потом сказал:
– Знаешь, Вивиан, с возрастом я кое-что понял, чего не понимал в молодости.
– И что же ты понял?
– Мир не черно-белый. Нас всех воспитывают определенным образом. Внушают, что есть правила, которые нужно соблюдать; что жить нужно только так, а не иначе. Что жить нужно правильно. Но миру плевать на правила, плевать на наши убеждения. Нет правил, которые распространяются на всех, Вивиан. И никогда не будет. Наши убеждения – они ничего не значат. Мир с нами попросту случается, вот что я думаю. И мы можем только принять это и жить дальше.
– Мне мир никогда не казался черно-белым, – заметила я.
– А мне казался. И я ошибся.
Мы шли по мосту. Темная холодная река под нами медленно текла к морю, унося с собой все нью-йоркские нечистоты.
– Вивиан, можно вопрос?
– Конечно.
– А это приносит тебе счастье?
– Секс, ты имеешь в виду?
– Да.
Я всерьез задумалась. Он не порицал меня, он искренне пытался понять. Но я раньше даже не задавалась таким вопросом. Мне не хотелось отвечать с ходу.
– Он насыщает меня, Фрэнк, – наконец ответила я. – Знаешь, на что это похоже? Внутри меня живет тьма, которую никто не видит. Она всегда там, в самой глубине. И когда я занимаюсь сексом с разными мужчинами, эта тьма на время насыщается.
– Вот, значит, как, – кивнул он. – Кажется, я понимаю.
Прежде я никогда так не открывалась. Никогда не пыталась описать свой опыт словами. Но все же мне стало ясно, что слов недостаточно. Как объяснить, что под «тьмой» я подразумеваю не «грех» или «зло», а лишь воображаемое место в невыразимой глубине души, куда не проникает свет реального мира? Туда способен проникнуть только секс. Это место первобытное, существовавшее задолго до появления цивилизации и языка. Место, которое не опишешь словами. Ни дружба, ни творчество не могли насытить эту часть меня. Ее не могли насытить ни радость, ни восторг. В эту скрытую от всех область можно было добраться лишь во время соития. Когда мужчина отправлялся со мной в эту неведомую тьму, я словно погружалась на дно моей души, к самым истокам своего существа – туда, где все началось.
Как ни странно, только там, в кромешной тьме, где не существовало ни стыда, ни лжи, я обретала полную свободу.
– Но если говорить о счастье, – продолжала я, – то, пожалуй, нет. Счастливой меня делают другие вещи. Работа. Подруги и моя настоящая – не биологическая – семья. Нью-Йорк. И наша с тобой прогулка по этому мосту. Но секс со всеми этими мужчинами приносит мне удовлетворение, Фрэнк. И я пришла к выводу, что без него становлюсь несчастной. Я не говорю, что нашла единственно правильный способ жить. Я лишь хочу сказать, что для меня он правильный и это уже не изменится. Я приняла себя. Мир не черно-белый, верно ты сказал.
Фрэнк слушал меня и кивал. Он хотел меня понять. Он один мог меня понять.
После долгой паузы он наконец произнес:
– Знаешь, тогда тебе повезло.
– Почему же? – удивилась я.
– Потому что далеко не каждый способен найти удовлетворение.
Глава тридцать первая
Я никогда не любила тех, кого мне полагалось любить, Анджела.
Моя жизнь шла вопреки любым планам. Родители подталкивали меня к определенной судьбе: престижная школа, элитный колледж. По их разумению, я должна была влиться в среду, к которой принадлежала по рождению. Но, как оказалось, я вовсе к ней не принадлежала. До сих пор у меня нет ни одного друга из этого мира. И мужа на школьном балу я так и не встретила.
Я никогда не ощущала близости с родителями и не тосковала по жизни в маленьком городке, где выросла. Со временем я оборвала все контакты с прежними знакомыми и соседями. Мы с матерью до самой ее смерти поддерживали отношения лишь формально. А отец оставался для меня не более чем ворчливым политическим
