организации, но идея наткнулась на сопротивление некоторых английских сионистов, выходцев из «делового мира», которые видели в семизвездном знамени излишнее подчеркивание социального элемента, противоречащего их мировоззрению. Под их нажимом Герцль отказался от своей идеи, и так родился знакомый нам сионистский флаг со «щитом Давида» в центре, помещенным между двумя голубыми полосами, ставший впоследствии флагом государства Израиль.
24
Как было сказано, трудно предъявлять претензии с моральной или исторической точек зрения тому, кто в 1902 году видел в этом свете проблему палестинских арабов. Однако тот, кто рассматривал эту проблему 80-х годов XX века с позиций одних лишь личных прав, свидетельствует этим, что события последних восьмидесяти лет не оставили никакого отпечатка в его сознании и политическом видении.
25
С глубокой иронией рисует Герцль образ раввина Гайера — вначале фанатичного антисиониста, принявшего затем сионизм и превратившегося в ярого фанатика и в этом, новом для него учении.
26
Цит. по: Сионизм в контексте истории. Хрестоматия. Кн. 1. Иерусалим, 1992. С. 284–329.
27
Отец, рабби Габриэль Зюдфельд, выпустил в Праге в 1831 году грамматику языка иврит под названием «Иесод Сфат-Эвер», издал немецкий перевод книги Экклесиаст и сочинял стихи на иврите, публиковавшиеся в журнале еврейских просветителей-маскилим «Биккурей-ха-Иттим».
28
По-немецки «Нордау» означает «северная долина», а "Зюдфельд» — «южное поле», так что разницу можно называть полярной (прим. пер.).
29
Цит. по: Сионизм в контексте истории. Хрестоматия. Кн. 1. Иерусалим, 1992. С. 333–352.
30
Цит. по: Сионизм в контексте истории. Хрестоматия. Кн. 1. Иерусалим, 1992. С. 333–352.
31
Ахад-ха-Ам (Ахад-Гаам) — «Один из народа» — псевдоним Ашера Гирша Гинцберга (прим. пер.).
32
Интересно, что именно Ахад-ха-Ам, несомненно, наиболее интеллектуальный из теоретиков Хиббат-Цион и наименее «деловой» из них, определил подобным образом и в самой резкой форме важнейшую практическую проблему, вставшую перед сионизмом с созданием государства Израиль. В то время как «практические» и «политические» сионисты видели только непосредственное, ближайшее будущее — заселение Эрец-Исраэль и создание государства, — Ахад-ха-Ам сумел обнаружить и определить часть проблем, превратившихся впоследствии, после создания государства, в центральные и жизненно важные для Израиля и еврейского народа. Поэтому многое в его словах сейчас актуальнее, чем в планах целого ряда «практических» сионистов, для которых сионизм завершается самим созданием государства.
33
Ахад-ха-Ам использует тот факт, что название известной книги Герцля, если переводить его буквально, звучит именно как «Государство евреев» (нем. «Юденштаат». — Прим. пер.).
34
Цит. по: Сионизм в контексте истории. Хрестоматия. Кн. 2. Иерусалим, 1992. С. 39–63.
35
Кстати, извращенную и болезненную позицию Бруно Край-ского также можно понять на указанном фоне.
36
Первое сочинение — брошюра, первоначально под названием «Классовые моменты национального вопроса», переиздана в 1917 году; второе — серия газетных статей (псевдоним «Постоянный»), размножена позднее «самиздатом» в машинописи. Приводимые ниже цитаты сверены нами с русским оригиналом (прим. пер.).
37
«Плац» — как объясняет Ворохов в другом месте брошюры — это рабочее место, рабочая территория.
38
Ясно, что незнакомство Борохова со сложным многонациональным, плюралистическим характером США приводит его к категорическим выводам, необоснованным реально с исторической точки зрения. С еврейскими иммигрантами в Соединенных Штатах не произошло того, что предвидел Ворохов, ожидая, что американская действительность будет развиваться по образцу более однородных в этническом плане обществ Восточной Европы. Но это не преуменьшает впечатления, какое этот анализ, несмотря на его неточность, произвел на образ мыслей целого поколения еврейских радикалов Восточной Европы, а позднее и Эрец-Исраэль.
39
Гордон использует здесь двойное значение слов авода зара: «чужой труд» и «чужое служение», т. е. язычество, идолопоклонство (прим. пер.).
40
Цит. по: Сионизм в контексте истории. Хрестоматия. Кн. 2. Иерусалим, 1993. С. 158–164.
41
Это слово итальянского происхождения, и в этой связи Жаботинский замечает в «Автобиографии»: «Должен сознаться, что выбором этого имени я обязан смешной ошибке: тогда я еще не знал как следует итальянского и думал, что оно означает «рычаг», а впоследствии убедился, что оно означает «качели».
42
За неделю до гибели Трумпельдора и его товарищей, весной 1920 года, собрался Комитет сионистских делегатов с целью обсуждения событий. Социалисты Бен-Гурион и Табенкин требовали мобилизации всех сил еврейского населения на охрану изолированных пунктов Верхней Галилеи, находившейся тогда под управлением Франции. Жаботинский же на этом заседании сказал: «Я полагаю, что все, находящиеся во французском районе, должны вернуться в Эрец-Исраэль… Мы все время требуем, чтобы Британия правила всей страной, и, если мы сами захотим встать на защиту этих мест, из этого ничего не получится… Вы должны сказать товарищам: вернитесь оттуда обратно и стройте существующее здесь». Когда основанная Жаботинским несколько лет спустя молодежная организация была названа именем Трумпельдора — Бетар (Брит Йосеф Трумпельдор) — это одно из проявлений иронии, рассеянных на всем пути мировой истории.
43
Эстетическое чувство Жаботинского предпочитает сплоченный коллектив, имеющий национальное значение, отдельной личности даже в области пения. В статье «В печке…» — также от 1933 года — Жаботинский утверждает: «Жаль, что нет у нас, евреев, людей, ценящих в достаточной мере хоровое пение. У прибалтийских народов, особенно у эстонцев, корни национального движения уходят в пение хором. Это — мощное средство развития единства и дисциплины».
44
Ясно, что замечание относительно «европеизма» сефардской общины относится к ней в ограниченном смысле, имея в виду потомков изгнанников из Испании (Сфарад), говорящих на языке ладино. Этой общине Жаботинский весьма симпатизировал, как он пишет в «Автобиографии»: «Я влюбился в сефардов… Их «поверхностность» я предпочту всемеро нашей бездельной углубленности. Их инерция мне милее нашей склонности гнаться за всякой преходящей грезой; поколения идейной и политической дремоты спасли их душевную свежесть». Вместе с этим он не выражает определенного отношения к особому культурному наследию евреев стран ислама, не являющихся «сефардами» («испанцами») в узком смысле, и трудно представить, как мог бы он включить его в рамки своей понятийной системы, видящей еврейскую культуру как целиком «европейскую».
