на крик. Сначала паника охватила юношу, ведь он не мог докричаться до любимой, а она неумолимо удалялась, словно лучик уносил её подальше от чудовища, в которого превратил парня вирус. Тотчас неизвестно откуда возникла злость на весь мир, и ярость взбурлила кровь, а горло вновь лишь мычало, словно Яр уже не человек, а некое дикое животное. От слабости он ещё сильнее задёргался, и… наконец, получилось! Рука налилась силой и сбросила прижимающий груз, мешающий идти к цели.
Ярослав медленно перевернулся на живот. Боль, пульсируя, разошлась по всему телу, но вскоре исчезла помогая. Что это, если не новая способность организма? Раны ещё не зажили, а человек уже способен двигаться. Идти…
Нет. Идти Яр пока не мог, но зато он мог ползти, осторожно перебирая руками. Потом медленно двигаться на коленках. И не важно, что они обдираются острым щебнем. Тело пока не чувствовало боли, а новый механизм скоро срастит раны.
Больше волновало и злило другое. Ольга! Как она могла⁈ Почему бросила? Вместе с новым качеством организма внутри поселилась злость. И если бы не память о Митяе, безумном сыночке воеводы, Яр бы не смог её контролировать. Но теперь он постоянно напоминал себе, что он неглупый, не как отпрыск Воеводы, что он не животное и может удерживать злость и ярость в узде. Но также мог намерено поддерживать их тление, не заглушая полностью. Это было нужно для успешной регенерации организма. Без этих чувств метаболизм бы работал иначе, и исцеление затянулось.
— Оля! — громко позвал Яр, но вместо гулкого крика из горла вырвался приглушённый хрип. Его бы точно никто не услышал.
И юноша вновь испытал ярость, которую не смог подавить. И человеку показалось, что его накрыло непроницаемым куполом, а чернота превратилась в жуткую вонючую воду и затопила не только всё вокруг, но и душу…
Яр судорожно вздохнул, стараясь вобрать как можно больше воздуха в грудь, ведь ему предстояло продержаться по возможности дольше в этой чёрной воде, но вдруг осознал, что воды нет, а всё окрест лишь поглотила тьма.
Она сгущалась, словно живое существо, опутывая всё вокруг своими щупальцами. Она проникала в каждую щель, заполоняя собой пространство, словно желая поглотить весь мир. Её шёпот, насыщенный зловещими обещаниями и угрозами, звучал в ушах, заставляя сердце сжиматься от ужаса.
Казалось, что сама реальность искажается, подчиняясь воле этой первобытной силы. Мозг рисовал очертания вымышленных предметов, они расплывались, превращаясь в причудливые, немыслимые формы. Казалось, что вокруг странный чёрный мир, и все предметы освещаются слабым, несуществующим светом. Тени, созданные воображаемым солнцем, оживали, извиваясь и танцуя в такт зловещей мелодии, что слышалась лишь в глубинах сознания.
«Тук-туки-тук. Бум-бум! Тук-туки…»
Ощущение неотвратимо надвигающейся катастрофы сковывало разум леденящим ужасом. Яр, оказавшийся в этом кошмарном мраке, чувствовал себя ничтожным и беспомощным, словно муравей перед лицом неумолимых сил, что правят вселенной.
«Тук-туки-тук. Бум-бум! Тук-туки…»
Тьма, древняя и всепоглощающая, казалось, смеялась над жалкими попытками противостоять ей. Она была первична, она была вечна, она была само́й сущностью небытия, что поглощает всё живое. И в этом безграничном мраке не было ни надежды, ни спасения.
Яр в отчаянии пытался найти хоть какой-то проблеск света, но тьма поглощала всё, словно ненасытный зверь. Она окутывала его со всех сторон, проникая в самые потаённые уголки сознания. Казалось, что сама реальность растворяется в первобытном мраке, оставляя лишь бесконечную пустоту.
Отчаянные попытки найти выход из кошмара были тщетны. Куда бы ни устремлялся взор, везде простирался непроглядный мрак, словно сама вселенная была поглощена древней силой. Ярослав чувствовал, как его разум начинает сдавать под натиском этого ужаса, как его личность растворяется в бездонной тьме.
Бешеный ритм, что звучал в его голове, мелодия уставшего и борющегося со смертью сознания, становились все громче, искажаясь и превращаясь в нечто чуждое и отвратительное. Он слышал голоса, что звали его, обещая раскрыть тайны мироздания, но в этих зовах сквозила лишь жажда поглотить его, растворить в себе.
Юноша чувствовал, как его воля слабеет, как он начинает попадать под влияние этого зова. Он знал, что если поддастся, то навсегда застынет в этом кошмарном мраке, став частью первобытной силы. И в последнем, отчаянном усилии он попытался выскользнуть из ужасающего плена, и тьма вдруг разверзлась, лопнула и разбежалась в стороны от его диких криков.
Организм, судя по всему, починил внутри самое нужное для жизни и начал налаживать менее необходимые функции.
Так, вместо хрипа по туннелю разнёсся зычный вопль, подобный крикам раненого зверя, а глаза теперь и вовсе не замечали тьмы вокруг. Нечеловеческие глаза Яра начали различать мельчайшие перепады температур, и туннель окрасился для юноши слабыми цветами. От холодного к тёплому. А он никогда не думал, что его глаза могут видеть такую красоту…
— Ольга! — крикнул сразу же он. — Оля! Подожди! Я сейчас! Я иду…
И эхо вторило по несколько раз:
«Час… час… час… ду… ду… ду…»
И Яр так сильно обрадовался, что забыл о ранах. Закашлялся, скрючился от вновь появившейся боли, опять упал и лежал, пока огонь внутри не утих. Как же её догнать, ведь она теперь быстрее его? Как же не дать сделать глупость, ведь от горя она могла потерять разум и натворить немало странного? Яр видел много примеров в Юрьеве. Раз, а то и два в год кто-то совершал глупости из-за потери близких…
Надо! Просто жизненно необходимо её догнать!
И Яр сделал усилие и очень осторожно встал, а потом очень аккуратно совершил первый шажок. Затем медленно ещё и ещё…
Благо сейчас перед глазами стоял чёткий след запаха Ольги. Для человека неразличимый, для Ярослава — весьма насыщенный.
* * *
В сырой и отчаянной бездне пробивался слабый свет, словно искра надежды во мраке вечности. По древним, влажным бетонным стенам ползал ужасающий шорох, раздирая тишину. Или так казалось… Эхо шагов девушки отдавалось в недрах туннеля, каждая пядь которого была погружена в тревожную неизвестность. Ботинки ступали по рассыпанной многие годы назад щебёнке, и скрежет от трения камней расползался по замкнутому пространству и тысячекратно усиливался, отчего казалось, будто некий огромный червь надвигается на неё из темноты.
Фонарик дрожал в руках Ольги, освещая узкий путь, бесполезный маяк против нависшего ужаса. С каждой секундой тени сплетались вокруг неё, словно голодные щупальца морского чудовища. Воздух сгустился, тяжелел с каждым вдохом, как будто стены сдавливали девушку, вытесняя из неё саму жизнь.
Позади послышался хрип, а потом раздался настолько нечеловеческий стон, что показалось, словно
