Он посмотрелся в зеркало, висевшее в ванной. Он увидел в нем все того же старого Лэймара, с круглым дружелюбным лицом, с расплющенным носом, над которым когда-то так славно потрудились полицейские чироки, открытые, готовые ко всему глаза. Все в порядке? Нет, что-то не так. Ах, вот что. Волосы. Слишком много их на голове. Выглядишь ты, дружище, в таком виде, как рокер, индеец или еще какое-нибудь дерьмо.
— Рута Бет, — позвал он. — Пойди-ка сюда. Постриги меня.
* * *
Команда была уже на поле. Игроки разминались, одетые еще в тренировочные костюмы. Как раз в это время приехал Бад и привез Джеффа. Предстояла последняя в сезоне игра, родители уже съезжались на стоянку. Бад заметил автобус команды соперников — школы имени Эйзенхауэра. Значит, противники уже в раздевалке.
— Ну вот мы и приехали, — сказал Джефф.
— Пойдем вместе, я хочу переговорить с тренером. Мой героизм, черт бы его побрал, может сослужить нам хорошую службу.
Они вдвоем прошли под трибунами, обогнув забор и внутреннее помещение стадиона. Впереди на площадке чернокожий помощник тренера гонял начинающих. Бад смотрел, как по полю летал туда-сюда мячик, как мальчишки грациозно кидали его отбивающему, который битой буквально выстреливал его принимающему, а тот, поймав мяч, передавал его тренеру. За пределами поля мальчишки собирали упущенные мячи и длинными бросками отправляли их обратно.
Бад и Джефф, пригнувшись, вошли в тренерскую. Там, положив ногу на ногу, сидел пожилой человек и делал какие-то пометки на листе линованной бумаги.
— Вы тренер? Старик поднял глаза.
— А, привет тебе, Джефф. И вам, сержант Пьюти.
— Я опоздал, сэр, — сказал Джефф. — Я хочу узнать, можно ли мне сегодня играть?
— Дело в том, что родители обоих мальчиков забрали из суда свои заявления, а магистрат освободил Джеффа на поруки, взяв с меня слово, что я займусь мальчиком и отведу его к психологу. Выяснилось, что Джефф не причинил им тяжких телесных повреждений, и их родители согласились признать, что их дети поступили глупо и что Джефф тоже поступил неразумно, хотя его можно понять.
— Так, выходит, тебя не посадят в тюрьму?
— Выходит, что так, сэр, — подтвердил Джефф.
— Это очень много будет значить для Джеффа, если вы сегодня позволите ему играть, — добавил Бад.
— Да, я думаю, что и для команды будет значить многое, если он сегодня будет играть. Сейчас я позвоню, подождите.
Тренер встал и пошел к близрасположенному телефону-автомату, бросил туда четвертак, набрал номер, что-то спросил, выслушал кого-то, потом еще что-то спросил и вернулся обратно.
— Вот что, Джефф, — проговорил он. — Тебя решили дисквалифицировать. На три дня. По правилам я не имею права допускать к соревнованиям дисквалифицированного игрока. Таковы правила.
— Понял. — По лицу Джеффа волной пробежало разочарование. Он сглотнул. Казалось, что он сейчас заплачет.
— Ладно, сэр, — сказал Бад, — спасибо, что выслушали нас. Правила надо соблюдать.
— Да, надо, сержант Пьюти, — согласился тренер, — но в правилах есть пункт Т. Так вот, согласно этому пункту решение о дисквалификации вступает в силу с завтрашнего утра. Такова формальность. Так как этот пацан все еще ходит в школу, то пусть он выходит на поле, а я пока буду думать, как мне поступить.
Джефф вспыхнул как свечка.
— Я побежал за Формой. Он выбежал за дверь.
— У вас не будет по этому поводу никаких неприятностей? — спросил Бад.
— Черт возьми, — ответил старый тренер, — я работаю здесь тридцать четыре года, я семь раз выигрывал первенство штата. Что они могут со мной сделать? Покричать и потопать ногами?
Бад с чувством пожал ему руку.
— Мне очень по душе то, что вы сделали для мальчика. Он хороший парень и заслуживает шанса.
— Да, сэр, сержант Пьюти. Я согласен с вами — он хороший парень и заслуживает шанса. Я надеюсь, что это поможет ему.
Бад вышел из тренерской.
Трибуны начали заполняться народом. Он посмотрел на часы. Было пять. Начало игры назначено на шесть. Но может статься, что начнут не раньше шести тридцати.
На него снова накатила меланхолия.
Ладно, у него еще есть время.
Бад пошел в буфет, который только что открылся, и купил себе бутылку колы, промочить пересохшее горло. Холодная сладость напитка, остудив его глотку, придала новые силы. Потом вода кончилась, он выбросил бумажный стаканчик в металлическую урну, и все вернулось. Ему предстояло именно сегодня сделать это.
Он пошел к тому же телефону, из которого тренер звонил в школу, бросил в щель четвертак и набрал номер.
После третьего звонка она сняла трубку.
— Привет, — сказал он тусклым голосом.
— О, сам Бад Пьюти, благодать души моей. Я вся трепещу от того внимания, которое ты мне сегодня уделяешь. И не думай, что эта дрожь уймется до захода солнца. Я годами уже не испытывала ничего подобного.
— Ну, я просто счастлив, — он не смог сказать ничего лучшего.
— Да чем я сумела, недостойная, заслужить такую честь? Обычно я не имею счастья слышать твоего голоса до самого позднего вечера.
У нее был такой счастливый голос. Он представлял себе ее пылающее лицо, излучающие радость глаза. Он никогда еще не доставлял женщинам такого удовольствия своими звонками. Так было в их отношениях с самого начала.
— А я, — продолжал он, — сейчас на стадионе, у Джеффа сегодня игра. Я буду здесь до половины девятого, самое позднее — до девяти. Это последняя игра сезона. Надеюсь, он будет хорошо играть.
— Я в этом совершенно уверена, Бад.
— Как бы там ни было, Джефф после игры пойдет в гости к друзьям, или они все вместе пойдут в пиццерию, или еще куда-нибудь в этом роде, а я, может быть, заеду после игры.
— Бад! — Она завизжала от восторга. Но неожиданно ее восторг иссяк. — Что такое? Что-нибудь случилось?
Он солгал. Какой был смысл причинять ей боль сейчас? Заставлять ее страдать лишних три часа, пока он не придет к ней сам? Он не мог себе этого позволить.
— Нет, нет, ничего не случилось, все в порядке. Просто у меня есть время, никто не знает, где я и у кого. Так что, может быть, мы выпьем пива или еще чего-нибудь.
— О, Бад, это будет настоящее свидание. Ты не приглашал меня на свидания уже несколько месяцев. Так скоро я тебя увижу?
— Да, увидишь, — произнес он, вешая трубку.
* * *
Лэймар в гордом одиночестве расположился на заднем ряду трибуны. Он знал, что проклятый коп сидит ниже, примерно через тридцать рядов от него, на другой стороне подковы, которую образовывали трибуны, охватывая полукольцом площадку. Но он старался не слишком часто смотреть в сторону Бада и избегал прямого взгляда. Он верил в магическую силу человеческого взгляда и знал, что некоторые люди очень хорошо чувствуют, когда на них пристально смотрят. Они успевают в последний момент оглянуться, заметить блеск лезвия, которое грозит отнять у них жизнь. Он много раз наблюдал это на тюремном дворе. Были люди, которые постоянно находились в готовности, они словно настроены на грозящую им опасность всеми своими нервами и органами чувств. Они реагировали быстро, четко и поэтому презирали опасность. Были и другие, которые все время погружены в себя и не обращают ни на что внимания. Когда подкрадывался убийца, он всегда заставал такого человека врасплох, и тот умирал на месте, не успев ничего сообразить и предпринять. Но Лэймар не только видел, как это случается с другими: однажды его, чтобы запугать других, пытался убить какой-то ниггер; он прыгнул на Лэймара во дворе тюрьмы Крэбтри. Лэймар не знал, было ли это дыхание воли божьей или злой промысел дьявола, но что-то неуловимое послышалось его уху в тот момент, может, он, как зверь, ощутил незаметное движение воздуха? Однако он немного отклонился как раз в тот момент, когда лезвие ножа было готово воткнуться ему в спину, он сумел перехватить руку ниггера своим левым запястьем (он всегда носил с собой кастет с зубцами) и, прижав ниггера к стене, в течение тридцати секунд бил его по переносице, практически снеся ему верхушку черепа.
