смирении и спокойствии, пока роды начнутся сами – ещё несколько долгих, возможно, убивавших её недель.
И родила в срок. Как небожительница. Без каких-либо сложностей, быстро и запредельно красиво. Слушая каждую схватку как свидетельство жизни. Принимая роды полностью, со всеми сильными и неудобными ощущениями, – в отличие от подавляющего большинства женщин, для которых всё это «скорее бы кончилось!». В сущности, смакуя их, как музыку здоровья, которая звучала внутри, – особенно по контрасту со страшным диагнозом.
После тех родов мне даже не странно, а невыносимо стыдно порой слышать: «Рожать самой? Ну на фиг, пойду на кесарево, делов-то», «Немедленно сделайте анестезию, очень больно!», «Когда же уже это кончится, сил нет терпеть!», «Какая разница, как рожать, главное – поменьше мучиться…»
Вспомните эту девушку, если будете жалеть себя в родах. Или планировать кесарево сечение без показаний. Или требовать эпидуральную.
Воспринимая роды как боль, патологию или неудобство для себя любимой.
Глава 70
Про двух матерей одного ребёнка и скверное актёрство
Каких только сопровождающих в родах я ни видела! Партнёры самых разнообразных гендеров, родственники, духовные матери, колдуньи, знахари, новые мужья (притом, что беременность от предыдущего) и прочее в том же духе.
Но одно сопровождение запомнилось особенно.
На кровати подвывала в схватках роженица. А в кресле, где обычно располагаются мужчины, переживала вместе с ней приятная дама… тоже с огромным животом. Её даже облачили в зелёную хирургическую форму, которую обычно выдавали папам.
Наверное, сестра, подумала я. Или подруга. А может, её индивидуальная акушерка или доула, которая тоже вот-вот родит… Но реальность оказалась куда затейливее.
Как выяснилось, дама в кресле много лет оставалась бесплодной. Не смирилась и прошла все круги мучений в стараниях забеременеть самой. Но ни одна из множественных попыток ЭКО не сработала. Совершенно отчаявшись, они с мужем решились на суррогатное материнство. Их оплодотворённую яйцеклетку подсадили крепкой женщине из ближайшего западного зарубежья, уже имевшей своих четверых и опыт рождения ребёнка для другой семьи.
Всё прошло успешно, яйцеклетка прижилась и начала развиваться. Выдохнули, перекрестились, а через три недели забеременели сами – двойней! Как говорится, не было ни гроша…
Вот и ждала дама в зелёной хирургической форме, туго обтягивавшей её огромный живот, трёх детей одновременно – двух в себе, а ещё одного в крепкой гражданке соседней страны. И сейчас присутствовала на родах первого из них.
Рожающая, честно говоря, выглядела малопривлекательно, если не сказать отталкивающе. Гипертрофированно простая – такая, знаете, баба в самом неприятном смысле слова, в варианте бабищи. С явной и чересчур большой прибавкой в весе, тотально неухоженным телом, грязными пятками в глубоких трещинах и лицом хтонической сельской продавщицы. Особенно это бросалось в глаза на контрасте с обликом биологической мамы – тонкой, интеллигентной, холёной и явно небедной женщины.
Может, я и не заметила бы всех этих подробностей, если бы не резануло показавшееся неискренним поведение роженицы во время схватки.
Не раз видела женщин в четвёртых-пятых-шестых родах. Поверьте, очень редко они страдают, гримасничают и просят о помощи. В таких родах чаще всего просто прикрывают глаза на схватку, затихая. А в перерыве обсуждают с мужем: что ему купить по дороге домой, как детей из сада забрать да картошки на ужин начистить.
Вспоминается одна роженица. Приехала в роддом по ОМС – тихая, спокойная, без малейших признаков какой-либо паники. Молча подписала все бумаги, протянула руку для установки катетера, вышла в коридор, прислонилась спиной к стене, закрыла глаза и замерла на целый час.
Обычный, неконтрактный роддом с его суетой, ярким светом, постоянной беготнёй, руганью и криками спасите-помогите. А она – вся в себе. Изменила положение, на этот раз прислонившись к стене плечом, и простояла так ещё час. Потом негромко сказала: «Девочки, примите, пожалуйста, роды». Легла на кровать и через пять минут родила.
Поразилась тогда – кто она? Может быть, тоже акушерка? Заглянула в карту: понятно, шестые роды.
Вот как оно обычно бывает. А тут – нет. Отдельный бокс, все условия, внимание, поддержка, а женщина как-то ненатурально мучается. В глазах покой, а на лице гримаса страдания. И звуки завывающие, тоже будто нарочные. Как будто я наблюдала немолодую, скверно играющую актрису на сцене какого-то захудалого театра.
Родила неубедительная мученица довольно быстро. А вот дальше началось доселе невиданное для меня действо.
Я-то, естественно, ожидала, что новорождённого положат на грудь родильнице и дадут отпульсировать пуповине. Но ребёнка мгновенно отсекли, тут же водрузили на огромный, беременный двойней живот дамы в зелёном и принялись бурно её поздравлять. Та плакала от счастья и звонила мужу: «Милый, любимый, у нас мальчик!» Слёзы были абсолютно настоящими… А на родившую моментально перестали обращать внимание – словно и нет её.
Палата будто состояла из двух миров. В одном царила нормальная, живая, эмоциональная атмосфера праздника рождения, а в другом… Не могу подобрать верного определения – какая-то прозаическая, рабочая. Еле слышно шуршала акушерка, занимаясь рождением плаценты, сменой пелёнок и прочей бытовухой.
У суррогатной матери на лице вообще отсутствовали какие-либо эмоции. Ни радости, что родила, ни разочарования, что ребёнок не с ней. Наверное, очень прицельно работают в таких ситуациях психологи, искусно готовя всех к происходящему, чтобы ни у кого не вызвать лишних эмоций и привязанностей. Видимо, это единственно верное решение в подобных случаях. Но мне, привыкшей к обстановке обычного здорового рождения, всё это казалось в диковинку.
В качестве волонтёра вызвалась провести с женщиной послеродовой период. Пару часов присматривала, хорошо ли сокращается матка, нет ли слишком сильной кровопотери. Суррогатная мать периодически начинала стонать, театрально завывая. Спросила её:
– Что случилось, что с вами?
Посмотрела на меня c некоторой досадой:
– Матка сокращается…
– Но почему так стонете? Вы же уже родили.
– Нерожавшим не понять! – ответила она, оглядев меня словно какую-то неблагополучную старшеклассницу.
Пожалуй, да – меня, с таким-то телосложением, да ещё в маске, когда видны только глаза, довольно сложно представить в роли многодетной матери. Тем не менее я отлично знаю ощущения послеродового сокращения матки – совсем не такие, чтобы стонать в голос.
А особенно странными в сочетании с этими звуками выглядели её равнодушные глаза. Она периодически посматривала в сторону своей заказчицы, и, как только пересекалась с ней взглядом, тут же принималась усиленно стонать. Возможно, размер вознаграждения был как-то связан с количеством пережитых «страданий»? Любопытная, наверное, тарифная сетка…
Эта история никак не отражает моего отношения к суррогатному материнству как таковому. Всего лишь частный взгляд на конкретную ситуацию.
Особенно – на актёрскую
