руль — дотянуться до капсул, и вынуть. Потом достать из сумки новые, и поставить на места. А израсходованные в сумку. Потому что нечего им по кабине просто так мотаться.
— Готово, — отрапортовал Скрипач.
— Готово, — отозвался Ит. — Слушай, как голова?
— Вроде получше. По ощущению было… блин, словно пилили, — пожаловался Скрипач. — Сейчас уже почти не болит.
Ит прислушался к ощущениям. Действительно, боль почти прошла, только немного ныли виски. Ерунда.
— И у меня, — сказал он.
Бархатно-черное, до слёз прозрачное небо — и звезды стали словно бы немного ближе, или это только кажется? Ит приподнял очки, вгляделся. Нет, не кажется. Сколько там высоты уже? Пять тысяч? И еще две капсулы быстро уходят в минус. Ладно…
— Рыжий, давай маски, и угол на семь градусов, — скомандовал он.
Неожиданно он вдруг ощутил боль в груди, настолько сильную, что на секунду задохнулся — в то же мгновение он услышал, что Скрипач вскрикнул.
— Что… такое? — слова довались с трудом, но боль, о чудо, стала проходить почти сразу.
— Не… не знаю… меня словно… ножом резанули, — Скрипач дышал тяжело, прерывисто. — Что за чертовщина такая?
— Чтоб я знал, — Ит несколько раз глубоко вздохнул. — Отпустило, вроде. Рыжий, маски. И за мной.
— Ты не свались, смотри, «за тобой», — проворчал Скрипач. Кажется, боль у него тоже уже прошла, и он сейчас был сердит на себя за слабость, пусть и минутную. — Я испугался.
— Не только ты, — заметил Ит. Накинул маску, осторожно повернул вентиль. — Машины тянут, нормально. Уже шесть.
— И то дело.
Несколько минут они молчали, потому что самолеты стало весьма ощутимо потряхивать, словно они попали в зону турбулентности, вот только никакой турбулентности не было, да и быть не могло. Потом тряска прекратилась совершенно, и дальше машины пошли ровно, даже как-то ненормально ровно. Даже звук двигателей теперь звучал приглушенно, не так, как обычно. Может, так и нужно?
— Ит, слушай, — осторожно начал Скрипач. — Я тут подумал… тушки-то наши у него, так?
— Ну да.
— Как мы оттуда выбираться станем?
— Ну, ты спросил, — Иту вдруг стало смешно. — Я-то откуда знаю? Как-нибудь. Или вообще никак.
— Так себе перспектива, если никак.
— Или, может, он нас там сразу по второму кругу и убьет, — предположил Ит.
— Слушай, у тебя какой газ в баллоне? — спросил Скрипач в ответ. — Не веселящий, часом?
— Вроде нет. Так, рыжий, семь тысяч.
— Вижу. Предложения?
— Еще пять градусов, и выходим на максимум, — сказал Ит. — Помнишь, на тех листочках было? Быстрее, выше, и дальше. Вот так и поступим.
— Ладно, — согласился покладистый Скрипач. — Согласен. И, на всякий случай…
— Сам же сказал — давай без этого, — строго произнес Ит. — Вот и не надо. Без этого, так без этого.
Звезда, к которой сейчас стремились машины, сияла уже много ярче остальных, но была всё еще неимоверно далеко, недостижимо далеко. «Мы не долетим, — вдруг понял Ит. — Мы не долетим, но мы не сдались, мы хотя бы попробовали. А, впрочем, как тут принято говорить — это же Берег. Верно? Поэтому нечего размышлять, надо просто делать».
— Две капсулы осталось, — сказал Скрипач. — Ит…
— Что?
— У меня в глазах темнеет.
— Спокойно. Главное, не отпускай руль.
— А у тебя?..
— У меня тоже, — признался Ит. Действительно, кабину его самолета словно бы начала окутывать тьма. — Меня пока видишь?
— Да.
— Держи за мной.
— Пытаюсь, — ответил Скрипач без особой уверенности в голосе. — Не видно ни черта. Ит…
— Что? — тьма надвигалась со всех сторон, Ит уже с трудом различал приборную панель.
— А хорошо всё-таки, что мы нашли маму, — судя по голосу, Скрипач сейчас улыбался. — Потому что теперь я имею полное право тебя любить так, как положено. Как брата.
— Я тебя тоже люблю… мелкий, — со смешком отозвался Ит. — Меня видно?
— Почти нет.
— Что по капсулам?
— Последняя.
— У меня тоже. Рыжий, прибавь кислород, дышать становится трудно.
Дышать действительно становилось трудно, воздух словно бы сгустился, он с трудом проходил в легкие, каждый вдох давался с трудом. Ит дотянулся до вентиля, и открыл на полную, до упора, но это почти не помогло. Он поднял очки — в наступившей тьме была видна сейчас единственная светлая точка. Звезда.
— Рыжий, звезду видишь? — спросил он. Голос прозвучал глухо, говорить оказалось больно.
— Да, вижу. Только ее и вижу.
— Держи на неё.
— Уже.
— Молодец.
Говорить стало почти невозможно.
— Ит…
— Чего?..
— Забыл… сказать… если этого увидим вообще… хоть когда… сразу ногой… угадай куда…
Ит беззвучно засмеялся.
— Кто… о чем… пошляк ты… всё-таки… ладно… договорились…
Звезда мигнула. Раз, другой. А потом вспыхнула на всё небо, осветив на доли секунды всё и вся — Ит успел увидеть приборную панель, и свои руки, намертво вцепившиеся в руль — и погасла.
И всё исчезло.
0
Истинный берег
Глаза удалось открыть не с первой попытки, и даже не со второй — Ит, как ни старался, всё никак не мог почему-то приноровиться их открывать так, чтобы они не зарывались тут же снова. Наконец, удалось, и первое, что он увидел, было что-то непонятное, неразличимое и белое, и, что самое обидное, на этом белом всё никак не получалось сфокусировать взгляд, потому что белое плыло, и то и дело становилось мутным. Самым же скверным оказалось то, что он всё никак не мог определить, далеко это нечто белое, или близко. Одно он понял точно — белое не являлось кабиной его самолета, а это означало ровно два «или». Или что-то получилось, или они неведомым образом свалились обратно, не разбились, и какая-то добрая душа вытащила их из моря. Не такой уж невозможный вариант. Наконец зрение адаптировалось, Ит перевел взгляд вправо…
…и увидел Фэба, совершенно невозможного и нежданного Фэба, который стоял посреди… это что за место? не понять… стоял посреди какой-то комнаты, прикрыв глаза, и у Фэба были почему-то совершенно седые виски, и бледное в синеву лицо, и он стоял абсолютно неподвижно, ничего не слыша и не видя…
— Фэб, —
