и самими регалиями, в то время как Нефертари стоит, словно факел, на скалах. Купол, защищавший Атлантиду от воды, поднялся из волн уже до половины. Я различаю сверкающие зубчатые стены и блестящие крыши дворцов. Дюйм за дюймом появляется все больше. Стены, служившие для охраны острова, до сих пор целы. После того как Атлантида полностью поднимается из моря, стеклянный купол меняется, превращаясь в мост из стекла, протянувшийся к материку и мягко опустившийся прямо перед Нефертари. Вода уходит обратно в море, и наш защитный барьер рассыпается на триллионы капель. Звучат крики, ликование и аплодисменты. Ангелы, боги, джинны и прочие бессмертные обнимаются. Сет застыл рядом со мной со скрещенными на груди руками. Ничто из этого меня не волнует. Нефертари по-прежнему стоит спиной ко мне. Она горит уже не так ярко, но и не гаснет. Я боюсь того, что увижу, когда она обернется, но мне нужно к Нефертари. Она поднимает руку со скипетром и в последний раз бьет им о землю. От облегчения меня охватывает дрожь. Она жива!
Под моими сапогами содрогается земля. По небу проносятся миллионы падающих звезд. Мир сотрясает раскат грома и тут же стихает. Воцаряется тишина. Вся магия исчезает. Нефертари покачивается, как будто корона внезапно оказывается слишком тяжела для нее.
Я хочу сорвать артефакт и освободить Нефертари. Всего пара шагов, и я оказываюсь рядом с ней. Щита больше нет, однако пламя все еще танцует на бледной коже. Зато под ним девушка невредима. Огромные серебряные глаза обращаются на меня. Я осторожно снимаю с ее головы корону, которая в моих руках рассыпается в пепел. Кольцо на пальце Нефертари сгорает, а скипетр растворяется в луче света. Это происходит так быстро, что никто из нас не успевает отреагировать.
Регалий власти больше нет.
– Они выполнили свою задачу. – К нам с довольным видом приближается Тот. Как будто он всегда знал, что произойдет.
Нефертари снова покачивается, и я ловлю ее. Пламя на коже гаснет, и она, устало прильнув ко мне, шепчет:
– Я это сделала.
– И едва не убила себя. Об этом мы еще поговорим. – Нефертари такая мягкая, такая теплая и такая хрупкая. Не знаю, смогу ли я еще когда-нибудь ее отпустить.
– Разве я тебе не говорил, что у этой женщины жуткая тяга впутываться в неприятности? – К нам подходит Гор, и его соколиная маска пропадает. – Ты хорошо справилась, Тарис. – Друг целует ее в макушку. – Это было безумие, но красивое. Даже впечатляющее.
– Не за что, – бормочет Нефертари, уткнувшись мне в грудь. – Мне нужно немножко отдышаться, и можем идти.
Я смеюсь от облегчения:
– Гор прав. Мне стоит приковать тебя к кровати. Как ты могла пойти на такой риск?
Накрыв ладонью мою щеку, Нефертари серьезно смотрит на меня.
– Разве я могла поступить иначе?
А потом теряет сознание.
Тарис
Когда прихожу в себя, Азраэль держит меня в объятиях. Перовое, что я отмечаю, – это его тепло, от которого мне больше не больно. Наоборот, чувствуя холод, я прижимаюсь к его груди.
– Что произошло?
– Ты справилась, – бормочет он. – Ты освободила обращенных и вернула превращенных, а потом потеряла сознание.
Распахнув глаза, пытаюсь сморгнуть пелену. Ничего не получается, и только потом до меня доходит, что это никакая не пелена, а всего лишь ограниченное человеческое зрение. Вероятно, скоро мне понадобятся очки.
– Ну хоть так.
Вижу Юну и тут же понимаю, что она тоже стала смертной. Позади стоит Саймон, обнимая так крепко, будто никогда больше не собирается отпускать. Хотя больше и не нужно. Они оба выглядят по-настоящему счастливыми, и у меня на глаза наворачиваются слезы. Я снова человек. Я безумно этого хотела, но не верила, что у меня получится.
– Я снова могу делать все, что мне захочется, – улыбаюсь я Азраэлю.
Он кивает:
– Только, может, ничего слишком опасного, чтобы у меня не случился инфаркт.
– Ничего не могу обещать.
– Само собой. – Он гордо улыбается, опустив на меня глаза, и сердце накрывает волной тепла и любви. Я – это снова я.
Нас окружают Гор, Сет, Данте, Намик, Саида и многие другие бессмертные. Разве им не следовало уже бежать по мосту к своей любимой родине? Воины-призраки охраняют вход, но долго они не смогут сдерживать нетерпеливых атлантов.
– Чего они ждут?
– Мы хотим, чтобы ты первой прошла по мосту. – В глазах Саиды блестят слезы.
– Только когда почувствуешь, что тебе хватит сил. – Азраэль держит меня так, словно я стала особенно хрупкой. Хотя я теперь опять такая и есть.
Смущенно рассматриваю ладони и разглаживаю платье. Кожа и ткань безупречны.
– Я горела. – И регалий больше нет. До сих пор меня никто не упрекнул, но что это значит? Это я виновата, поскольку попросила и то, и другое?
– Священный огонь, – объясняет Тот. – Он не ранит. Он лишь тебя наполняет.
Понятия не имею, что он имеет в виду. Никакой особенно наполненной я себя не ощущаю. Наоборот. Если честно, то я довольно голодна, причем мне хочется пасту, и крем-брюле, и…
Сет закашливается, пряча смех за ладонью.
«В Атлантиде есть превосходные рестораны. Аз сводит тебя в каждый из них, но нам уже пора отправляться».
«Конечно».
Это знаменательный исторический момент, а я думаю о еде. Как типично.
– Тогда пошли. Вот бы Кимми была здесь. – Выпрямившись, злобно кошусь на Гора.
– Тари? – внезапно раздается ее голос. Сначала я думаю, что сплю, но потом Саида отступает в сторону, и ко мне бросается Кимми.
В человеческой форме Харун вряд ли бы за ней угнался, поэтому джинн летит сразу за ней, стреляя мрачными взглядами в каждого, кто тотчас же не отходит. Прическа кузины живет своей жизнью. От соленого морского воздуха локоны закудрявились и лезут в лицо, сколько бы она их ни сдувала. Щеки у кузины раскраснелись от волнения, на ней джинсы и футболка с принтом из множества мелких лиц Графа фон Знака. Гор издает тихий стон. Загадочный вампир не входит в число его любимых персонажей «Улицы Сезам». Под мой громкий смех над этим скрытым признанием мы стискиваем друг друга в объятиях. Я благодарно улыбаюсь Саиде, поскольку, полагаю, это она постаралась.
– Ты теплая, – замечает Кимми, и по ее лицу текут слезы. – Ты снова человек.
– Точно. Диким ночным вечеринкам в Лондоне больше ничего не мешает, – шучу я. – Потому что я никого не укушу.
Гор негромко фыркает, однако кузина его игнорирует и, смеясь, опять прижимает меня к себе.
– Как же я за тебя боялась.
А я-то как боялась.
