затем присоединюсь к своей прекрасной жене и дочери.
Мне понадобилась всего минута, чтобы схватить охотничье ружье моего деда, и когда я ворвался обратно к двери, ящерица уже вошла и даже заперла дверь.
Он стоит у входного стола, высокий, отвратительно сложенный и хорошо одетый в черные брюки и соответствующую рубашку на пуговицах. Несколько татуировок выглядывают из воротника его рубашки, как будто он какой-то гребаный гангстер.
Позднее полуденное солнце проникает сквозь высокие французские окна, отбрасывая тень на его темные черты лица, волосы и выражение лица. Он выглядит как брутальная версия моего друга Эйдена, что о многом говорит, учитывая, что он — олицетворение дикой ебли среди нас.
Я направляю ружье в его сторону.
— Убирайся с моей территории, пока я не разрисовал стены твоими мозгами.
Он даже не вздрагивает, не моргает и не двигается. Его выражение лица остается прежним — пустым, нечитаемым, определенно таким, каким оно должно быть у кровавой ящерицы.
— Я не могу уйти, не сделав то, зачем сюда пришел, сэр. — Он говорит с легкостью, слишком комфортно чувствуя себя в своей шкуре для человека, который выглядит не старше двадцати пяти. О, и он определенно напорист.
Именно об этом говорит неизменный взгляд его глаз. Он настолько напорист и уверен в себе, что это видно за милю. Именно это и вывело меня из себя с первого взгляда. Как только водитель остановил машину перед моими воротами, я обнаружил, что этот парень поджидает меня там, словно серийный убийца с какими-то жуткими наклонностями.
До меня доносится торопливый звук знакомых шагов, за которым следуют характерные вздохи и мягкий голос моей дочери.
— Папа, что ты делаешь?
— Не подходи, Сеси. Я собираюсь прогнать этого незваного гостя и присоединиться к тебе. Ким, звони в полицию.
Нежная рука обхватывает мой бицепс, и меня охватывает мое любимое тепло, когда моя жена спокойно говорит:
— Сначала положи ружье, Ксан. Мы можем поговорить об этом.
— Я поговорю с трупом злоумышленника после того, как упокою его.
— Папа!
К моему ужасу, Сесилия почти бежит к американцу, берет его руку в свою, как будто это обычное явление, и внимательно, застенчиво встречает мой взгляд, а затем поглаживает бок своего носа.
Пошел я.
Нет.
Я сделаю вид, что не заметил, как она смущается просто за то, что находится в его компании.
И почему, черт возьми, этот чертов ублюдок смотрит на нее такими горячими глазами, словно собирается ее сожрать?
Я убью его первым. Вот и все. Выходом из этой ситуации может быть только убийство.
— Это Джереми, и он... мой парень.
— Ты умрёшь, если не отойдешь от моей дочери. Сейчас же.
— Эта штука, похожая на музей, даже не заряжена. — Сухо заметил он.
— Это и не нужно, если я ударю тебя ею по голове. — Я бросаюсь в его сторону, чтобы сделать именно это, но Ким удерживает меня, и моя дочь-предательница неуловимо встает перед серийным убийцей/гангстером/ящерицей Джереми.
Макушка ее головы едва достигает его ключицы, так что тот факт, что она думает, что может защитить его, в лучшем случае комичен.
Или был бы комичным, если бы этот ублюдок не был в процессе кражи моей единственной дочери. Она никогда раньше не противостояла мне. В последний раз, когда она привела домой парня, этого гребаного Джона, она просто улыбнулась и покачала головой, когда я пригрозил ему телесными повреждениями.
Я мог бы открыть бутылку шампанского, когда она сказала нам, что рассталась с этим инструментом в последний год обучения в средней школе.
Что? Никто не заслуживает моей маленькой дочери.
Но даже я знал, что настанет день, когда у нее будут другие отношения. Это заняло больше времени, чем я думал. Почти два года — не то чтобы я жаловался. И все же я думала, что, возможно, Сесилия тоже поняла, что никто ей не подходит, и решит провести остаток жизни со мной и мамой.
Желаемое за действительное.
Потому что мой худший кошмар сбылся, и у нее есть парень. Нет. Я отказываюсь обращаться к нему как к таковому. Я сделаю так, что он покинет мой дом как ее бывший парень.
— Папа, ты не мог бы опустить ружье? — просит она, и этот ублюдок неуловимо перемещается перед ней так, что это он прикрывает ее, а не наоборот.
— Может, этот мерзкий ублюдок перестанет тебя трогать и уйдет?
— При всем уважении, этого не произойдет. — Чем больше он говорит, тем глубже моя ненависть к этой дряни.
Не говоря уже о том, что он все еще трогает мою гребаную дочь.
В момент, когда я озирался и прикидывал, как лучше сбросить этого ублюдка в канаву и избавиться от его трупа, дробовик незаметно выхватили у меня из рук.
Я смотрю на свою жену, которая победно улыбается, держа ружье наготове. Она прекраснее всего на свете и всех в нем, и мне ничего не хочется делать, кроме как обнять и поцеловать ее. Может быть, отнести ее в нашу спальню и заставить забыть о существовании мира.
Но это может подождать, пока мы не избавимся от незваного гостя.
Ким бросает на меня взгляд, говорит:
— Будь умницей, — а потом идет... в их сторону.
Может, она все-таки решила пристрелить его ради меня?
Точно. Ким также не считает, что кто-то заслуживает чуда, которое мы получили после стольких трудностей. На самом деле, она была против этого ублюдка Джона больше, чем я.
Она останавливается перед ними с улыбкой на губах, мягкой, искренней и такой теплой, что температура в комнате повышается.
— Привет, Джереми.
Его выражение лица меняется на выражение полной вежливости, как у гребаного психопата.
— Здравствуйте, миссис Найт
— О, нет необходимости в формальностях. Кимберли или просто Ким. Приятно с тобой познакомиться. Сеси как раз рассказывала мне о тебе.
Он поднимает бровь, переводит взгляд на мою дочь, затем снова на жену.
— Рассказывала?
— Да. То, как она говорила о тебе, заставило меня с нетерпением ждать встречи с тобой.
— Мама! — Сесилия качает головой.
— Мне интересно, что она сказала. — Ублюдок украдкой поглаживает руку моей дочери. — Если это не слишком большое вторжение, могу я остаться? Я всегда хотела узнать о доме Сесилии.
— Это и есть вторжение. — Я врываюсь в их круг и прижимаю дочь к себе, заставляя его отпустить ее. — И что это за
