покивал Татий. — Там можно купить и продать всё, что душе угодно. Спрос на шёлк и фарфор там настолько велик, что у тебя в телеги столько не влезет. Рабов там продают столько, что маврами вообще никого не удивишь. Персы из Ктесифона, конечно, богаты, но по-настоящему богаты римляне из Константинополя… Рим, конечно, побогаче будет, но…
Татий знал о планах Эйриха, поэтому не был уверен, что с Римом сейчас всё в порядке. Скорее нет, чем да.
— Рим? Я слышал это название, — нахмурил брови хотанский купец.
— Это крупнейший город в Западной империи, — поведал Татий. — Специально идти туда нет особого смысла, потому что прямо по пути к нему лежит Константинополь, где ты распродашь всё и начнёшь задумываться о товарной нагрузке в обратный путь. Но буду честен с тобой, Ктесифон гораздо ближе, чем Константинополь, зато в Константинополе нет конкуренции от других купцов. Возможно, ты будешь одним из немногих…
— Это ценные сведения, мой друг, — благодарно кивнул ему Шахбаз. — А что касательно рабов? Покупают?
— Я бы не рассчитывал хорошо заработать на рабах, — покачал головой Татий. — Если есть заведомые договорённости на поставку, с гарантированным выкупом, тогда дело того стоит, но там предложение экзотических рабов и без того высоко. Лучше выкупать экзотику там, после чего везти сюда, раз ты говоришь, что цзиньские вельможи ценят необычных рабынь…
— А кони? — спросил купец.
— Лошадей нисейской породы у тебя оторвут с руками, — улыбнулся римлянин. — А вот за остальные породы ничего сказать не могу.
— О-о-о, нисейские скакуны… — поцокал Шахбаз. — Здесь их ценителей и без ваших покупателей хватает, поэтому нет. А жаль.
— Кто-то их, всё же, продаёт, — пожал плечами Татий. — Слушай, друг мой, что ещё хочу спросить… Ты слышал о такой вещи как «жи»?
— Жи? — переспросил купец. — Нет, впервые слышу.
— Это что-то вроде папируса… — Татий почесал затылок.
— А что такое «папирус»? — удивлённо спросил Шахбаз.
— Это такое полотно, на котором можно писать, — объяснил римлянин.
— А-а-а, пергамент? — догадался хотанский купец.
— Нет, не пергамент, — покачал головой Татий. — Это как будто бы пергамент, но делают его из дерева или вроде того. Жи лёгкая, но боится воды, зато её можно сделать в больших количествах и не так дорого, как пергамент.
— Лёгкая и боится воды… — задумчиво произнёс Шахбаз, после чего встал. — Я ненадолго.
Татий проводил купца, покинувшего шатёр, недоуменным взглядом, но тот отсутствовал лишь несколько минут.
— Вот! — вбежал в шатёр Шахбаз. — Это твоя «жи»?
Он держал в руках свиток, похожий на папирусный, но в то же время точно не папирусный.
— Дай пощупать… — Татий осторожно принял свиток в руки.
— Осторожнее, это верительная грамота, дарованная мне самим хорезмшахом… — попросил купец.
Эйрих давал Татию кусок странного материала, на поверку оказавшегося тончайшим куском берёзовой коры, чтобы тот примерно представил себе, что такое бумага. Он предупредил, что похоже не совсем, фактура не та, но бумагу очень тяжело спутать с пергаментом и папирусом. И это, судя по всему, была она.
— Это «жи»? — спросил Татий.
— В Хорезме это называют кагоз, — улыбнулся Шахбаз. — Это приходит из Цзиня. Очень и очень дорогой товар, скажу я тебе. А зачем ты о нём спрашиваешь?
— Мне нужен этот кагоз в больших количествах, — ответил Татий. — И ещё я хочу узнать, как его делать.
— Хм… — купец погладил бороду. — А стоит ли его везти в Константинополь?
— Ещё как стоит! — усмехнулся Татий. — Насколько я знаю, никто ещё не возил «жи» или «кагоз» к римлянам, иначе это уже стало бы прибыльнее торговли шёлком…
— Что, тоже много писанины, да? — спросил Шахбаз.
— Очень много, — вздохнул Татий, вспомнив, сколько отчётов о доходах и расходах заполнил после своего «сидения в Сирмии».
— Тогда ты подарил мне ещё больше ценных сведений, — заулыбался Шахбаз. — У тебя много воинов с собой — значит ли это, что твой господин отправил тебя, чтобы ты наверняка добрался и точно получил секрет кагоза?
— Ты проницателен, — произнёс Татий неопределённым тоном. — Но к чему ты озвучил свою догадку?
— Если я проведу тебя в Цзинь и помогу с раскрытием секрета кагоза, на что я могу рассчитывать? — спросил купец.
— Мой господин обещал озолотить меня, если я полностью исполню его поручение, — честно ответил Татий. — Думаю, если ты сыграешь в этом важную роль, то можешь идти со мной хоть порожним, без выгоды не вернёшься. Но если возьмёшь ещё и товары, то мой благорасположенный к тебе господин выкупит всё, что ты привезёшь с щедрой наценкой.
— А с экзотическими рабынями он мне поможет? — поинтересовался Шахбаз.
— Я лично сделаю так, чтобы ты смог посетить каждый рабовладельческий рынок в Константинополе или даже в Риме, — усмехнулся Татий. — И выбрать там любое количество рабов.
— Риски… — произнёс хотанский купец.
— Идти на запад или на восток — это само по себе уже риск, — усмехнулся Татий. — Безопаснее всего сидеть дома.
— Тут ты прав, тут ты прав… — изрёк Шахбаз задумчиво. — Ладно, друг мой, твоя взяла. Ктесифон подождёт, нужно идти туда, где ещё никто толком не был.
— Тогда мы дожидаемся прибытия уважаемого Путлуба и двигаемся через Инд?
— Зачем тратить такую прорву времени? — удивлённо спросил Шахбаз. — У меня есть договорённости с императором Ли Гао, что правит в Западной Лян — верительная грамота в наличии. Пройдём как родственники!
/19 октября 410 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Реция, лагерь готов/
Остановиться они решили прямо там, рядом с полем сражения, потому что тяжелораненых много и перевозка их обещает им смерть.
На самом деле, Эйриху надо торопиться, потому что в Альпы лучше ходить в конце весны и до начала осени, а сейчас буквально середина осени и начались снегопады. Заметённые горные перевалы могут надёжно похоронить хоть миллионную армию, поэтому задерживаться тут не стоит, но придётся, хотя бы на декаду.
— Это ждёт каждого наёмника, посмевшего поднять на нас оружие! — развернувшись к своему войску, провозгласил Эйрих. — Я понимаю воина, что вынужден сражаться ради своего народа! Я понимаю воина, участвующего в завоевательном походе ради своего народа! Но никогда не пойму тех, кто выбрал жизненную стезю наёмника!
Наёмничеством занимается много кто, даже Эйрих побывал римским наймитом, нанятым с конкретной целью — уничтожить вандалов, угрожавших Филиппополю. Но он никогда даже не задумывался становиться наёмником навсегда, как это сделали люди квада Сунны. Деньги, конечно, не пахнут, но если зарабатывать их так, то очень скоро начнёшь вонять сам…
Банда этого Сунны нанималась к Флавию Аркадию, к Флавию Гонорию, когда тот мог себе такое позволить, к маркоманнам, к гепидам, к языгам — вообще ко всем, кто хочет решить свои немирные проблемы чужими руками за большие деньги. Всего семь сотен отборных воинов, вооружённых секирами и облачённых в римскую чешую, но зато какая богатая история… и какой бесславный конец.
Доспехи и шлемы наёмников, после полноценного ремонта, будут переданы первой когорте второго легиона, а остаток вручён второй когорте, чтобы должным образом усилить их.
— Начинайте! — приказал Эйрих.
Легионеры натянули верёвки и подняли выживших наёмников по плоской скале. Другие легионеры, стоящие на наскоро сооружённых деревянных платформах, взялись за молотки и начали прибивать руки наёмников к камню. По три больших гвоздя в руку, обязательно, чтобы между двумя костями. Раздались отчаянные крики боли, но палачи были глухи к этому.
Конечно, кто-то может провести параллели с распятием, но Эйриха это не особо волновало: креста нет, руки жертв не разведены в стороны, а опущены к поясу, что своего рода гуманизм, так как от такого положения человек чуть быстрее истечёт кровью. Болтать будут, как бы он их ни наказал. Но наказание наёмников пошлёт сообщение. Пленных багаудов такому не подвергли, что вносит прозрачную ясность, кому именно это сообщение адресовано.
Содрать тела с такой высоты будет сложно, поэтому напоминание провисит очень долго, распространяясь с каждым прошедшим здесь торговым караваном. Одновременно с этим, это будет напоминанием для всяких разбойников, чтобы задумались, а стоит ли оно вообще того.
Вопли и стоны, а также ругань и проклятия, не стихали даже после того, как легионеры разобрали высокие платформы, сложили в кучу и подожгли, чтобы согреться после пребывания на ветру. При такой погоде,
