Нет, лучше выбросить эти мысли из головы, приказал он сам себе. Он снова повернулся к двери. У него с собой меч, так что, может быть, можно попробовать как-нибудь отогнуть железную обивку. А может быть, дверь можно прорубить? Или, возможно, в какой-нибудь стене шатается камень…
Услышав какие-то звуки, он повернулся опять к Калли – ее плащ уже лежал на соломе, и, кажется, она распускала завязки платья. Девушка стояла на одной ноге, поджав другую так, что подол поднимался. Ее груди уже вывалились наружу.
– Ты что делаешь? – В его голосе был настоящий страх. Она ответила таким тоном, как будто это и так было каждому ясно:
– Снимаю мокрую, одежду. Я же говорю, я жутко замерзла.
«Логично, – подумал Талис. – Я должен оставаться логичным… Если голова будет думать логично, она останется холодной».
– А как ты собираешься согреться, если ты совсем разденешься?
Она остановилась. Ее руки замерли, держа завязки платья, которое было распущено до талии. «У нее что, под платьем совсем ничего нет?» – подумал он.
Калли искоса посмотрела на него:
– Я как-то не подумала. Я… Можно нам было бы… – И она поморгала ресницами.
С ее стороны это, конечно же, проявление величайшей невинности, подумал Талис, представив себе несколько способов, которыми они могли бы сейчас согреться. Потом он воскликнул:
– Солома! – так радостно, как будто его посетила самая величайшая из всех идей, какие только могут быть. – Заройся в солому. Глубоко-глубоко в солому. Очень глубоко, как в нору. Чем глубже ты в нее зароешься, тем теплее тебе будет.
– А ты? – тихо спросила она. – А ты как же согреешься?
– Я? – Он сделал небрежное движение, показывая, как мало значит для него его собственный комфорт. – Я-то, разумеется, всю ночь будут пытаться отсюда выбраться.
Лицо Калли больше не выглядело так безмятежно-соблазнительно.
– Ты что, Талис! Нельзя же всю ночь не спать! Я же тебе говорю: стены сложены из камня, а дверь…
При этих словах он понял, что она сомневается в его силах… Он должен доказать, что он способен позаботиться о ней. И он докажет ей это во что бы то ни стало. Он даже не рассердился на нее, как сделал бы еще недавно. Просто он знал, что наступило время доказать, что он – взрослый человек, а не ребенок, каким она по-прежнему его считает.
Подойдя к ней, он обнял ее и поцеловал в холодную щеку:
– Послушай меня, любовь моя. Я ведь тебя еще никогда не подводил, правда? И сейчас я тебя тоже не подведу. Я не хочу тебя расстраивать, но, честно говоря, вряд ли сюда кто-то придет утром. Мы с слишком далеко от всех деревень. Мы здесь можем просидеть несколько дней, и никто не придет. Сейчас, пока у меня еще есть силы, я должен сделать все, чтобы выбраться. Ты мне веришь?
Калли, все также полураздетая, прильнула к нему:
– Талис, мой милый, я совсем не хотела сказать, что ты не можешь выбраться отсюда. Уж если кто-нибудь и может, то это ты. Но просто…
– Да? Что «просто»?
– Да ничего, – резко ответила она, отворачиваясь. – Давай иди, возись всю ночь, прошибая дверь и царапая руки о камни. Мне-то что? Мне-то какое дело? Давай иди, совершай свои рыцарские подвиги.
Талис понятия не имел, на что она рассердилась, но в последнее время он очень часто не мог понять; что с Калли происходит. Отодвинувшись от него, она почти что упала, но стоило ему протянуть руку, чтобы ей помочь, как она с силой оттолкнула его. Тогда Талису еще сильнее захотелось выбраться. Он должен вернуть себе ее доверие! Она должна понять, как раньше, смотреть на него глазами, полными веры в то, что он может все. Он решил выбраться любой ценой, даже если это будет стоить ему жизни.
Но по прошествии часа Талис был ничуть не ближе к решению задачи. Калли пыталась привлечь его интерес к чему-нибудь другому или заставить обратить внимание на то, что она делает. Но Талис был так собран и сконцентрирован на своей миссии, что даже не оглядывался. Он, не оглядываясь, знал, что она зарылась в солому по самый подбородок и что она злится на него. Она так злилась, что он явственно ощущал ее злость. Так же явственно он ощущал, что у него вся одежда промокла. Но чем явственнее он ощущал ее гнев, тем сильнее была его решимость выбраться из этой холодной тюрьмы, в которую они попали. Он был готов перенести все что угодно, но скорее умер бы, нежели допустил, чтобы Калли казалось, что он на что-то не способен.
Наконец его внимание привлек ее крик. Резко обернувшись, он увидел, как она вылезает из соломы. Обезьяна, которая все это время спала рядом, с интересом уставилась на нее.
– Блохи! – завизжала она. – Тут блохи!
Талис инстинктивно шагнул к ней, чтобы схватить обнаженную Калли в объятия, когда она выпрыгнет из соломы, как неведомое золотое существо, вынырнувшее из глубины моря.
– Помоги, – плакала она. – Они на моем теле, повсюду. Помоги мне найти их!
Прошло всего лишь несколько секунд, пока Талис ощупывал руками ее восхитительное тело, пытаясь отыскать блох, которые, как она утверждала, сидели повсюду.
Но долго он не мог вынести эту пытку. Бледный, дрожащий, от отпрянул от нее. По его лбу градом катился пот, несмотря на то, что было холодно, а в своей промокшей одежде он совсем замерз. Он отскочил от нее одним прыжком, и как будто он был каким-то неведомым животным чудесной силы, взмахнул своим мечом и со всей мощью обрушил его на крышу. И сразу же прорубил в ней огромную зияющую дыру. Везде посыпалась грязь. Потолок опадал вниз огромными клочьями, так что Калли вынуждена была закрыть лицо руками, чтобы защитить его от грязи, а Кипп протестующе завизжал.
Еще несколько раз рубанув мечом, чтобы расширить дыру в размер своего тела, он подпрыгнул, схватился за стропила, подтянулся и вылез на холодный ливень. Через несколько секунд он уже открывал снаружи дверь. Калли все еще стояла, обнаженная, в соломе по колено. Но он встал к ней спиной, чтобы ее не видеть.
Он произнес твердо и сурово, таким тоном, как будто у нее не было выбора:
– Одевайся, Калли. Мы идем домой.
– Но Талис, – начала она. – Я, наверное, останусь… Я, наверное…
Он по– прежнему стоял к ней спиной.
– Хорошо, тогда я пойду, приведу лошадь и вернусь за тобой.
– Не надо, это же так далеко. Это же так долго… – В ее голосе появились слезы.
– Я бегом.
– Но не можешь же ты пробежать несколько миль! Он воздел руки к небу.
– Калли, – заговорил он проникновенно. – Я могу пробежать тысячу миль. Я мог бы добежать до края земли! Я мог бы… – Но он не договорил Он бросился прочь, торопясь увеличить расстояние между собой и прекрасным обнаженным телом подруги.
Но далеко бежать ему не пришлось. Очень быстро он нашел лошадь Калли, поводья которой запутались в кустах.
