Книга Книга Пыли. Прекрасная дикарка - Филип Пулман

Они были усталые, голодные, замерзшие, грязные, и вдобавок за ними по пятам следовала тень. Небо затянули тяжелые тучи. Весь следующий день Малкольм греб через бескрайний серый водный простор. Лира беспокойно плакала. Элис равнодушно лежала в носовой части лодки. Завидев верхушку холма или крышу, поднимающуюся над водой, Малкольм приставал, швартовался, разводил огонь, и кто-нибудь из них занимался Лирой. Подчас Малкольм уже не понимал, он это делает или Элис.

Но куда бы они ни плыли, что-то следовало за ними, позади, за краем поля зрения, – мерцало, исчезало и появлялось снова, стоило им только отвести глаза. Они оба видели его и только об этом и говорили, но как следует разглядеть не могли.

– Если бы сейчас была ночь, – сказал Малкольм, – я бы подумал, что это какой-нибудь вурдалак.

– А вот и нет. То есть, сейчас ведь не ночь.

– Надеюсь, когда стемнеет, оно куда-нибудь денется.

– Ну, спасибо тебе большое. Заткнись уже. Я не хотела об этом думать, а тут ты…

Это была прежняя Элис, та, первая – презрительная и суровая. Малкольм уже надеялся, что она пропала навсегда, но вот вам, пожалуйста: смотрит волком и усмехается. А он как назло уже не мог смотреть на нее без этого антарного напряжения во всем теле, которого он почти не понимал, одновременно наслаждаясь им и страшась. Он даже с Астой поговорить об этом не мог, потому что в каноэ было слишком мало места. К тому же, он чувствовал, что и его деймон тоже в плену у этого наваждения… что бы оно ни значило.

Они спускались вместе с паводком к Лондону, и пейзаж кругом постепенно менялся. Появились картины опустошения: остовы домов с сорванными крышами; одежда и мебель валяются кругом или, еще того хуже, запутались в ветвях кустов и деревьев. Сами деревья стояли с обломанными ветками, а иногда и без коры, голые, мертвые под бесприютным серым небом. Звонница часовни лежала, простершись во всю длину на размокшей земле, а рядом – огромные бронзовые колокола, разбросанные в беспорядке, забитые листвой и грязью.

И все это время, не показываясь на глаза, но и не давая о себе забыть, за ними скользила тень.

Малкольм пытался поймать ее, резко поворачиваясь то влево, то вправо, но видел только стремительное движение, свидетельствовавшее, что мгновение назад здесь что-то было. Аста все время смотрела назад, но и у нее выходило то же самое: куда бы ни падал ее взгляд, что-то успевало исчезнуть оттуда ровно секундой раньше.

– Все бы хорошо, если бы оно было дружелюбное, – ворчал Малкольм.

Но вот чем-чем, а дружелюбным оно не казалось. Скорее уж, охотилось на них.

Элис сидела на носу, лицом против хода каноэ, и ей было виднее, что происходит в фарватере. Не считая той неуловимой тени, попадались другие поводы для беспокойства.

– Это они? – в который раз вскрикнула она. – ДСК? Это их катер?

Малкольм попробовал оглянуться и посмотреть, но уже так задеревенел от непрерывной гребли, что поворачиваться было больно. К тому же, тяжелая серость неба и темная седина вспененной ветром воды не позволяли почти ничего разглядеть. Один раз ему показалось, что он различает цвета ДСК – темно-синий и охряной, так что Аста даже превратилась в волчонка и непроизвольно взвыла, но неприятельский катер – если это, конечно, был он – вскоре растворился во мгле.

Во второй половине дня тучи почернели, и издалека донесся рокот грома. Казалось, собирается дождь.

– Нам лучше пристать в первом же подходящем месте и натянуть тент, – сказал Малкольм.

– Да, – устало отозвалась Элис и тут же встревоженно вскрикнула: – Гляди! Снова они.

На этот раз Малкольм успел заметить луч прожектора: ослепительно-белый на фоне угрюмого неба, тот прочертил полумрак слева направо и качнулся обратно.

– Они его только что включили, – сказала Элис. – Теперь могут обнаружить нас в любую минуту. И идут очень быстро.

Малкольм погрузил весло в воду: руки у него тряслись от усталости. Пытаться обогнать катер ДСК не было никакого смысла. Оставалось только спрятаться, а единственным подходящим местом был покрытый лесом холм с большой, буйно заросшей поляной сразу над линией воды. Малкольм направился туда так быстро, как только мог. Небо стремительно темнело, и первые крупные капли дождя уже шлепали по голове и рукам.

– Только не туда! – воскликнула Элис. – Не знаю, что это за место, но оно ужасное.

– Нам больше некуда деваться!

– Я знаю. Но оно все равно ужасное.

Малкольм выволок каноэ на мокрую траву под тисом, поспешно привязал фалинь к первой попавшейся ветке и кинулся вставлять обручи в скобы. Лира, на личико которой упали капли дождя, проснулась и начала возмущаться, но Элис не обращала на нее внимания. Она была занята – натягивала тент на обручи и закрепляла петли, следуя указаниям Малкольма. Рев мотора меж тем становился все громче и ближе.

Установив тент, они забрались под него и притихли. Элис крепко прижимала к себе Лиру и шепотом уговаривала сидеть тихо. Малкольм, кажется, и дышать-то перестал. Луч прожектора пробил тонкий угольный шелк, осветив их крошечное укрытие до последнего уголка. Малкольм представил каноэ со стороны, всей душой надеясь, что зеленый силуэт затеряется в путанице теней – несмотря на слишком правильную форму, выдававшую его рукотворное происхождение. Лира благоговейно и тихо глядела вокруг, а все три деймона сбились в кучку на скамье. Несколько секунд, показавшихся долгими минутами, прожектор светил им прямо в лицо, а потом сдвинулся в сторону, и мотор зазвучал по-другому – это рулевой открыл дроссель и пошел дальше, вниз по течению. Теперь Малкольм едва его слышал сквозь грохот дождя по тенту.

Элис открыла глаза и выдохнула.

– Все-таки плохо, что пришлось остановиться именно здесь, – прошипела она. – Ты знаешь, что это за место?

– Что?

– Кладбище! Там торчит один из этих домиков, где людей хоронят.

– Мавзóлеум, – сказал Малкольм, который мельком видел слово в книжке, но не знал, как его правильно читать, и на всякий случай срифмовал с линолеумом.